Где были обнаружены берестяные грамоты. Березовый архив столетий. Общая характеристика грамот
Берестяные грамоты - кусочки бересты с надписями, обнаруживаемые археологами при раскопках преимущественно в Новгороде на Волхове и в его окрестностях. Первая грамота с документированным происхождением была обнаружена экспедицией А.В. Арциховского 26 июля года и была ошибочно датирована концом XIV века. В настоящее время таким образом найдено более 1000 грамот
«у вигаря:к:локото хери безо локоти у валита в кюлолакши:iд:локти хери у ваиваса у ваякшина:iв:локти водмолу и полотретиянацате локти хери у мелита в куроле:д:локти хери» (грамота №130)
История берестяных грамот
Береста в северной и центральной России издавна являлась материалом для промысла - из неё делали посуду, обувь, но особенно она использовалась для изготовления берёзового дёгтя, который использовался для выделки и пропитки кож, а также и в медицине, как противовоспалительное и дезинфицирующее лекарство.
Берестяные грамоты появились в поле зрения историков в самом конце XIX века. До того времени имелось несколько сообщений о том, что береста использовалась для записей в XV-XVI веках, но никаких образцов этого письма не сохранилось, как считалось - из–за крайней непрочности материала. Имелось несколько книжек и грамот на бересте XVII-XVIII веков, принадлежащих северным народам,- так, по сообщению А.И. Соболевского в его книге о палеографии года, Академия Наук владеет берестяною «книгою ясачного сбора Камчатского народа» года. Сохранились канцелярские отношения верхнекамчатской приказной избы, написанные казачьим сотником Архипом Шелковниковым в и в годах чернилами на березовой коре (хранятся в галлерее разных рукописных редкостей парижской национальной библиотеки).
Новгородские берестяные грамоты обнаружил археолог–любитель и коллекционер Василий Степанович Передольский ( –), приобретя их либо у местных крестьян, либо в результате собственных раскопок. Передольский опубликовал книгу «Новгородские древности» (), в которой утверждал, что Новгород возник ещё до Рождества Христова и что эти плохо читаемые надписи на бересте столь же древние. В году Передольский выставил коллекцию древностей на первом этаже своего дома в собственном музее, открытом для экскурсий. За несколько лет его посетили более трёх тысяч человек, взрослых и детей, но историки не доверяли ему, считая археолога–самоучку чудаком, а найденные им грамоты - либо подделками, либо писаниной безграмотных крестьян XIX века.
В году В.Л. Янин написал научно–популярную книгу «Я послал тебе бересту...» за которую в году получил премию им. М.В. Ломоносова первой степени, позднее за работу в новгородской экспедиции он получил множество иных премий, орденов и наград, и в настоящее время его частенько именуют «первооткрывателем Новгородских Помпей», хотя сам он указывает, что является учеником А.В. Арциховского .
К концу года обнаружено 962 грамоты в Новгороде; 40 - в Старой Руссе; 19 - в Торжке; 15 - в Смоленске; 8 - в Пскове; 5 - в Твери; 3 - в Звенигороде Галицком; по 1 - в Витебске, Москве, Мстиславле и Старой Рязани: итого 1056 штук. Историки датируют их периодом с XI по XV века, считая, что позднее бересту полностью вытеснила бумага.
По арифметическим подсчётам В.Л. Янина , своего открытия ждут ещё 20 тысяч грамот.
Реконструкция
Согласно Новой Хронологии берестяные грамоты, в основном, не являются подделками, а всего лишь - неправильно датированными артефактами. Традиционная оценка их возраста XI–XV веками наталкивается на серьёзные вопросы, на которые предлагаются сказочные ответы:
- каким образом в болотистой местности Новгорода, со значительными колебаниями климата, могли сохраниться деревянные и берестяные изделия чуть ли не тысячелетнего возраста, причём иногда сохранились даже чернильные записи на них? - это происходит, якобы, из-за чудесных свойств болотистой жижи, которая сохраняет органику в этом месте;
- почему в Новгороде отсутствует культурный слой XVI–XIX веков? - это, якобы, произошло от того, что в конце XVIII века в Новгороде наконец провели дренажные работы, которые лишили город целебной жижи и весь культурный слой этого периода и соседние с ним разрушились.
- отчего при значительном количестве письменных находок, сообщения на них нисколько не перекликаются с летописными сведениями о Великом Новгороде? - это объясняется тем, что раскопана незначительная площадь и найдено слишком мало берестяных грамот;
- отчего грамоту №915-И с отчётливой датой 7282 (1774 год н.э.) историки датируют XI веком? - эта дата получается стратиграфически, причём путём изощрённых ухищрений, когда часть даты читается по–латински, а часть - по–славянски, сочиняется дата 6537 , то есть - то есть 1029 год н.э.:
Официальная расшифровка берестяной грамоты №915-И , данная академиком А.А. Зализняком .
Традиционные новгородские датировки опираются на несколько ошибочных выводов:
- на неправильную дендрохронологию новгородской мостовой, произведённую в начале –ых годов и высоко оценённую Государственной Премией СССР, несмотря на отсутствие научных обоснований этого результата;
- на неправильную локализацию Великого Новгорода, который с середины XVIII века стал отождествляться с Новгородом на Волхове, вместо правильного положения на Волге.
Новгородские находки принадлежат периоду XVII–XIX веков и не имеют отношения к летописному Великому Новгороду, который надо искать в другом месте - в Ярославле, где никаких археологических исследований не проводится, а культурный исторический слой бесконтрольно разрушается.
Новости
- Успехи российских археологов вдохновили на поиски британских учёных. В при раскопках древнеримского форта Виндоланда на границе Англии и Шотландии они обнаружили большое количество деревянных табличек из берёзы и дуба с частными письмами римских солдат, якобы I–II вв. н.э.. Первое большое исследование этих древнейших письменных памятников Великобритании опубликовано Британским музеем в
В 1951 году археологическая экспедиция Артемия Владимировича Арциховского, проводившая раскопки в Новгороде, обнаружила первую берестяную грамоту. И с тех пор их находили во множестве, причем не только в Великом Новгороде. Берестяные грамоты стали исторической сенсацией, поскольку дали возможность узнать обыденную жизнь людей русского Средневековья. Как же изменились наши представления о жизни наших предков? Рассказывает доктор филологических наук Алексей Гиппиус, профессионально специализирующийся на изучении берестяных грамот.
Раскрасить контуры
— Алексей Алексеевич, как изменило открытие берестяных грамот представления историков о культуре Древней Руси?
— Оно значительно их расширило. Благодаря изучению берестяных грамот для нас открылась повседневная жизнь Древней Руси. До того наши знания об этой эпохе базировались на летописях, на таких юридических текстах, как «Русская Правда». Летописи имеют дело с событиями и фигурами «большой» истории, ее герои — князья, знать, высшее духовенство. А как жили обычные люди — горожане, крестьяне, купцы, ремесленники? Косвенно об этом мы могли судить только из юридических текстов, но там ведь фигурируют не конкретные люди, а просто некие социальные функции. Открытие же берестяных грамот дало возможность непосредственно увидеть реальных действующих лиц этой «малой» истории. Те общие контуры, которые у нас были до того, окрашиваются, приобретают конкретные очертания.
— А о каких сторонах жизни тогдашних людей мы можем судить по берестяным грамотам?
— Берестяные грамоты — это письменность практического характера. Древнерусский человек, когда брался за «писало» (это такой заостренный металлический стержень, которым процарапывались буквы на бересте, греки называли его стилос), исходил из какой-то бытовой необходимости. Например, находясь в поездке, отправить письмо родным. Или написать заявление в суд. Или составить какую-то памятку для себя. Поэтому берестяные грамоты знакомят нас прежде всего с практической жизнью той эпохи. Из них мы узнаём принципиально новые вещи об устройстве древнерусской финансовой системы, о древнерусской торговле, о судебной системе — то есть о том, о чем из летописей мы очень мало знаем, летописи таких «мелочей» не касаются.
— Есть ли противоречия между тем, что мы знаем из летописей, и тем, о чем говорится в берестяных грамотах?
— По идее, противоречий быть не должно. Но чтобы правильно соотнести содержание берестяных грамот с другими источниками (в первую очередь летописями), надо их правильно понять. А тут есть проблема. В берестяных грамотах люди, как правило, обозначаются только именами, и надо сообразить, кто они — купцы, дружинники, священники, бояре. То есть, например, когда какой-нибудь Милята обращается к своему брату, требуется понять, что Милята купец. А когда Мирослав пишет Олисею Гречину — определить, что первый — это посадник, а второй — член суда. То есть надо соотнести авторов и персонажей берестяных грамот с их социальным статусом и функцией. А это не всегда просто. В целом же можно ответить так: явных противоречий нет, но наши представления об этих сторонах жизни, почерпнутые из летописей, крайне приблизительны, неточны — благодаря же берестяным грамотам они становятся не просто более точными, а наполняются жизнью. Это примерно как карандашный контур человеческой фигуры — и эта же фигура, написанная красками, во всех подробностях.
— Верно ли, что берестяные грамоты находят именно на Новгородчине, и потому они дают новую информацию только по бытовой жизни новгородцев?
— Нет, это неверно. Сейчас берестяные грамоты найдены в 12 городах, среди которых и Псков, и Тверь, и Торжок. Кстати, и Москва — в Москве обнаружено семь берестяных грамот. А самый южный пункт — это Звенигород-Галицкий на Украине. Но правда в том, что большинство берестяных грамот археологи нашли именно в Великом Новгороде. Там их найдено 1089 на данный момент, а во всех остальных городах, вместе взятых — 100. Причина не в том, что новгородцы были грамотнее прочих и больше писали — просто там такая почва, в которой береста лучше сохраняется. Берестяная же письменность была распространена по всей территории Руси.
Кстати сказать, подобные (по содержанию) грамоты использовались не только на Руси — были они и у скандинавов. Скажем, в Норвегии есть так называемый «Бергенский архив» — это документы примерно того же типа: частные записи, письма, записки для памяти. Но не на бересте, а на деревянных дощечках и щепках.
— А кстати, почему не на бересте? В скандинавских странах березы тоже растут.
— Думаю, тут дело просто в сложившейся традиции. На Руси письменность возникла вместе с принятием христианской веры и культуры. Поэтому основной вид славянского письменного текста — это книга, сшитые листы пергамена. И в некотором смысле лист бересты — подобие пергаменного листа. Особенно если его обрезать по краям, как это часто делалось. У скандинавов же их письменность — руны — возникла гораздо раньше, нежели эти народы приняли Крещение. И как привыкли они издавна вырезать руны на щепках и дощечках, так и продолжили вырезать.
Школа князя Ярослава
Новгород, 1180-1200 г.
Содержание: От Торчина к Гюргию (о беличьих шкурках)
— Насколько я помню, самые ранние берестяные грамоты датированы началом XI века. Закономерный вопрос: откуда в древней Руси взялось столько грамотных людей, если письменность возникла уже после Крещения Руси?
— Небольшое уточнение: самые ранние берестяные грамоты датированы 30-ми годами XI века. То есть между крещением Руси в 988 году и появлением бытовой письменности на бересте — около полувека. Видимо, эти полвека как раз и ушли на то, чтобы сформировалось поколение, для которого письмо — не что-то особенное, а вполне обычное, повседневное дело.
— Откуда же взялось это поколение? Само выросло или его специально выращивали?
— Его специально выращивали, и мы даже знаем, как именно. Появление первых берестяных грамот замечательным образом совпадает со свидетельством новгородской летописи, где рассказывается, как князь Ярослав в 1030 году пришел в Новгород и устроил школу. «Собрал от попов и старост 300 детей и отдал на учение книжное». Иногда эту летописную запись подвергают сомнению, но я считаю ее вполне достоверной. Есть, кстати, и подтверждение из «независимых источников». В скандинавской саге об Олафе Трюгвассоне написано, что он посещал школу в Новгороде при Ярославе. Как долго действовала эта школа, мы, к сожалению, судить не можем, но это было, конечно, очень важное культурное предприятие.
Так вот, эти триста детей выучились грамоте и стали, как сейчас выражаются, интеллектуальной элитой новгородского общества, они составили социальную базу распространения грамотности. То есть они и друг с другом переписывались, и, весьма вероятно, учили грамоте своих знакомых, а повзрослев, своих детей. Таким образом, круг грамотных людей быстро расширялся.
Кроме того, пользу грамоты очень быстро оценили купцы. Сейчас ведутся споры, существовала ли на Руси какая-то «коммерческая» письменность еще до официального крещения. Но это вряд ли. Новгородские археологические данные говорят о том, что до 30-х годов XI века ничего подобного не было. То есть бересты находили много, но с рисуночками, а не с теми или иными письменами.
Кстати, существует знаменитая новгородская восковая Псалтирь, ее датируют примерно 1000 годом. То есть той эпохой, когда книжная письменность уже появилась, но ее бытового использования еще не было.
Кодекс из трех липовых дощечек лежал в земле в полной сохранности. Как он туда попал, мы не знаем; возможно, книгу спрятали при каких-то трагических обстоятельствах. А вот берестяные грамоты никто не прятал. Их попросту выбрасывали, как обычный мусор.
— То есть как?
— Да, их выбрасывали за ненадобностью. Прочел человек письмо или записку, получил информацию, да и выкинул. Парадокс: именно потому эти берестяные грамоты и сохранились до наших дней. То, что тщательно берегли, погибло в пожарах (вспомним, что все древнерусские дома рано или поздно сгорали). А то, что выбрасывали, попадало в почву, в так называемый культурный слой, и в новгородской почве вся органика прекрасно сохраняется.
Интересно, что те берестяные грамоты, которые находят на месте стоявших там когда-то домов, сохранились лишь потому, что провалились в щели между половицами и оказались на уровне нижних венцов (те при пожарах могут сохраняться). Кстати, при раскопках городских усадеб берестяные грамоты находят неравномерно: в одних местах их концентрация на единицу площади больше, в других меньше. Так вот, там где больше — там, как мы предполагаем, были помойки, выгребные ямы.
— Какой временной период охватывают берестяные грамоты? Какие самые поздние?
— Самые поздние — середина XV века, то есть берестяные грамоты были распространены примерно 400 лет, с середины XI века по середину XV.
— Почему же потом они прекратились?
— Тут сочетание двух обстоятельств. Во-первых, распространение бумаги как дешевого материала, ставшего альтернативой дешевой бересте. Во-вторых, к тому времени уже меняется новгородский культурный слой, почва становится менее влажной, поэтому береста в нем уже не сохраняется. Может, новгородцы и не перестали писать на бересте, просто эти грамоты уже до нас не дошли.
— Известны ли случаи пересылки берестяных писем на большие расстояния?
— Да, известны. Например, найдено пять писем купца Луки своему отцу. В одном он пишет, что едет откуда-то с севера, и жалуется, что там, в Заволочье, белка дорогая — не купили. Другое письмо он пишет откуда-то с Днепра, где сидит и ожидает гречника. А гречник — это купеческий караван, идущий из Византии. Или вот другой пример, сын приглашает мать: «Идите сюда, в Смоленск или в Киев, здесь хлеб дешевый».
По складам
Новгород, 1100-1120 г.
Содержание: Любовное письмо
— Вы сказали, что берестяные грамоты были распространены по всем городам Древней Руси. Их содержание было одинаковым повсюду, или есть региональные различия?
— В принципе, особых различий нет, всюду это бытовая письменность. Специфика Новгорода могла заключаться в особой интенсивности переписки, связывавшей город с его сельской округой, в том числе и очень удаленной. Так уж была устроена новгородская земля. Есть столица, Новгород, и вокруг нее вотчины новгородских бояр. Сами бояре живут в городе, а управляющие, старосты, ведут со столицей переписку, закупают и продают всякие товары, припасы, уплачивают налоги — и всё это отражается в берестяных письмах.
— В школьных учебниках истории приводится пример берестяных грамот — где мальчик Онфим изобразил себя в виде всадника, протыкающего копьем змея. Иногда высказывают предположение, что эта грамота — лист из его учебной тетради, то есть что уже в те времена у школьников были тетради.
— Начнем с того, что найдено много грамот Онфима, а не только рисунок, попавший в школьные учебники. Но это отдельные листочки бересты, которые никогда не составляли физически единого целого. Это его разные ученические записи, но не тетрадь.
А вообще берестяные тетради были. До нас они дошли. Точнее, дошли отдельные листы, но ясно, что изначально они были сшиты в тетрадь. Например, есть запись вечерних молитв, это такая маленькая книжица, имеющая все признаки настоящей книги. Там есть заставка, есть разлиновка. Или вот текст магического характера, к которому есть параллели греческие, коптские, да и вообще по всему Средиземноморью был распространен этот текст, так называемая «Сисиниева легенда»* {СНОСКА: Сисиниева легенда — сборник магических текстов, бытовавший в традициях многих народов. Называется так по имени одного из персонажей, Сисиния. Основное содержание — магические заговоры, защищающие роженицу и новорожденного от злых сил. — Прим. ред.}. Тоже была записана на берестяных листах, сшитых в книжечку.
Новгород, 1280-1300 г.
Берестяная книжечка:
две молитвы
— А среди берестяных грамот, помимо Онфима, были и другие примеры ученических записей?
— Были, конечно. Надо, кстати, пояснить, как тогда было устроено элементарное школьное образование. Сперва изучали азбуку, учили буквы. Затем школьник начинал писать так называемые склады, то есть сочетания гласных с согласными. «Ба», «ва», «га», «да», «бе», «ве», «ге», «де». Проще говоря, слоги. И только потом уже дело доходило до чтения текстов. Древнерусским букварем были Псалтирь и Часослов* { Псалтирь — сборник псалмов, сочиненных царем Давидом, одна из книг Ветхого Завета. Часослов — книга, содержащая тексты неизменяемых молитвословий суточного богослужебного круга. — Прим. ред.}, тексты читались оттуда. Так вот, найдено много берестяных листков с записанными «складами». Между прочим, у того же Онфима есть случаи, когда он начинает писать связный текст, например, какую-то молитву: «яко же…» — а потом сбивается в запись слогов на букву «е»: «яко же бе-ве-ге-де».
— Насколько вообще изучение берестяных грамот изменило представления историков о древнерусском образовании?
— Мы вообще довольно мало о нем знаем. Судя по берестяным грамотам, это образование носило самый элементарный характер, азбука усваивалась вместе с основами православной веры. А вот о дальнейших стадиях мы, в общем-то, не знаем ничего. Есть, впрочем, свидетельство митрополита Климента Смолятича (XII век), в одном из его сочинений упоминается о существовании на Руси так называемой «схедографии» — это уже очень продвинутая стадия византийского обучения. Но митрополит упоминает об этом как о некоем изыске, большой редкости.
Узнать о судьбе монастырской коровы
Новгород, 1420-1430 г.
Содержание: От Кощея и испольщиков (просьба дать коней)
— Расширились ли благодаря берестяным грамотам наши представления о церковной жизни Древней Руси?
— Да, расширились, хотя и не сразу. Поначалу, когда раскопки велись только на Неревском раскопе в Новгороде, казалось, что берестяные грамоты — явление чисто светское, там вообще не было найдено текстов церковной тематики. Но на Троицком раскопе, где работы ведутся с 1970-х годов, ситуация оказалась совершенно иной. Там более пяти процентов найденных текстов — это тексты церковные. Например, запись церковных праздников, приходящихся на осень. Или, допустим, конспект пасхальной утрени. То есть это были, говоря современным языком, рабочие записи священников, необходимые им в их служении.
Еще один пример, не новгородский — грамота из Торжка, которая представляет собой пространную цитату из поучения, принадлежавшего, скорее всего, перу святителя Кирилла Туровского. Грамота написана либо в конце XII, либо в начале XIII века. По содержанию это просто длинный перечень грехов. Скорее всего, заготовка для проповеди, которую собирался прочитать священник.
Замечу, что подобные грамоты — это не духовные трактаты, не попытки какого-то религиозного самовыражения, а чисто практическая, прикладная церковная письменность.
Есть, кстати, замечательный пример, когда одним и тем же почерком написаны и фрагмент церковного календаря, и деловое письмо от Людьслава к Хотену. Логично предположить, что священник в первом случае сделал запись для себя, а во втором — выступил в роли писца.
— То есть к батюшке пришли и попросили помочь написать письмо?
— Именно так. И в этом, кстати, особенность новгородской церковной жизни — духовенство и монашество жило не изолировано, а бок о бок с мирянами, влияло на своих соседей, причем влияло еще и в смысле эпистолярной культуры. Например, древнерусские берестяные письма часто начинаются словом «покланяние», а заканчиваются «целую тя». Отсылки к апостольским посланиям очевидны («приветствуйте друг друга целованием святым» — слова из Послания апостола Павла к Римлянам, 16:16), и эта традиция явно идет из духовной среды.
Я уже упомянул Троицкий раскоп. Добавлю, что его посередине разделяет Черницына улица, а называется она так потому, что с XII века там находился Варварин монастырь, один из самых известных женских монастырей. Располагался он в гуще городской застройки, никак не был отделен от соседствующих с ним купеческих и боярских усадеб. Среди найденных на Троицком раскопе грамот есть и такие, что явно написаны монахинями этого монастыря (напомню, что в старину монахинь называли в просторечии черницами). Причем это именно бытовые записи. Например: «Что касается того, что я послала тебе три резаны для повойника, то поскорее пришли», «узнай, есть ли Матвей в монастыре?» (Матвей, судя по контексту, священник). Или, скажем, монахини заботятся о судьбе монастырской коровы: «А телка святой Варвары здорова ли?»
Надо сказать, что для писем, найденных в этой части города, характерны частые упоминания Бога в устойчивых выражениях: «Бога деля» (то есть ради Бога), «Бога ся боя» (то есть побойся Бога). Вполне возможно, что причиной тому влияние монастыря на своих соседей.
Замечу, что в то время духовенство еще не осознавало себя как некое особое сословие, сословных перегородок еще не было. Вот, например, я уже упоминал Олисея Гречина. Это поразительная фигура! С одной стороны, он священник, с другой — художник и иконописец, а с третьей — крупный городской администратор, можно сказать, чиновник. А происходил он из новгородской боярской среды, но пошел по духовной части.
А вот другой очень интересный пример. Это берестяная грамота начала XV века, письмо архиепископу Симеону — редчайший случай, когда в адресной формуле все открытым текстом написано. «Владыке Симеону бьют челом от мала до велика все жители Ржевского уезда, Ошевского погоста». Письмо представляет собой просьбу поставить местным священником диакона Александра, аргументируя так: «занеже отец его и дед его пел у святей Богородицы в Ошеве». То есть имеется в виду, что у них была священническая династия, сперва в местной церкви служил дед этого диакона Александра, потом его отец, а теперь, после смерти отца, церковь «стоит без пения», то есть без богослужений, и для их возобновления необходимо сделать Александра священником.
— Я где-то читал, что новгородское духовенство как раз не слишком-то одобряло, что люди пишут письма на бересте — в этом виделась какая-то профанация высокого искусства письменности, имеющего сакральный смысл…
— Это сильно преувеличено. На самом деле речь идет только об одном человеке, жившем в XII веке, знаменитом Кирике Новгородце, который записывал свои беседы с епископом Нифонтом. И он действительно задал ему вопрос: «Не грех ли, владыка, ходить ногами по грамотам, если их побросают, а буквы можно разобрать?» В этом вопросе звучит некоторая обеспокоенность. Причем, учитывая, что сами тексты, которые во множестве валялись на новгородских мостовых, на 98 % были бытовыми, профанными, то это не то же самое, что страх осквернения святыни. Нет, Кирика беспокоил сам факт, что ногами попираются буквы. Буквы как некая сакральная сущность. Но, что важно, епископ на это не дал никакого ответа. Как сказано, «он промолчал». Видимо, как просвещенный иерарх с хорошей греческой закваской, Нифонт не видел ничего грешного в бытовом использовании письменности.
О глубоко личном
Новгород, 1180-1200 г.
Содержание: О намерении уйти в паломничество
— А отражались ли в берестяных грамотах какие-то этические моменты, какие-то человеческие отношения, темы справедливости, несправедливости? И если да, то чувствовалось ли влияние христианства?
— Влияние было. Обороты «Бога ради», «побойся Бога» — в те времена это были не просто фигуры речи. Или, например, в одном письме звучит скрытая угроза: «пакы ли не управишь того (если не сделаешь, о чем я тебя просил), яз тя передам святей Богородице, ко нейже еси заходиле роте». То есть «я тебя предам святой Богородице, у которой ты приносил клятву». То есть прямая, очень жесткая и очень риторически сформулированная угроза, апеллирующая, с одной стороны, к церковному авторитету, а с другой — к глубоко языческой по своему происхождению практике клятвы («роты»). К практике, которая уже вписалась в новый христианский быт. Это один пример низовой христианской культуры.
Другой пример — замечательное письмо XI века, написанное молодой женщиной своему возлюбленному. Упрекая его, она в частности пишет: «может, я задела тебя, посылая к тебе?». Очень тонкий эмоциональный оттенок, звучит совсем по-современному. А заканчивается письмо словами: «Если ты начнешь насмехаться, то судит тебя Бог и моя худость». Эта «моя худость» — литературное выражение, имеющее известный греческий источник. Его можно встретить, скажем, в Киево-Печерском патерике XIII века, там так о себе пишет один из его авторов, епископ Симон. Имеется в виду «мое недостоинство». И это же выражение употребляет по отношению к себе новгородская женщина XI века!
Адресат этого письма порвал его и, завязав полоски бересты узлом, бросил на мостовую.
Есть и другие примеры «отношенческих» писем — скажем, письмо, где отец наставляет дочь: жить бы тебе подобру с братом, а ты как-то через силу с ним общаешься. И все это явно несет отпечаток христианской этики.
Но есть и тексты, так сказать, с противоположным знаком — то есть магического содержания. Это заговоры, их найдено около десятка. Вот, к примеру, заговор от лихорадки: «Тридевять ангелов, тридевять архангелов, избавьте раба божьего Михея от трясавицы молитвами святой Богородицы». Таких текстов чуть меньше десятка, примерно столько же, сколько канонических молитв и их фрагментов. Но нужно, конечно, учитывать, что собственно христианские тексты в принципе имели меньше шансов сохраниться на бересте. Их никто бы не стал выбрасывать, их берегли — а все, что бережно хранили, в итоге и погибало в пожарах. Заговоры же воспринимались как нечто функциональное, не особо ценное. Их использовали — и выкинули.
В том-то и парадокс: что хранили, то погибло, а что выбрасывали, то осталось. Существовала берестяная письменность, которая была рассчитана на длительное употребление, которую тщательно хранили — и которая именно по этой причине до нас почти не дошла. Вот редчайшее исключение — большой документ, 60 см в длину. Это женское поучение, в нем сохранилась адресная формула «от Марты», сохранилась форма «исписав» (то есть подчеркивается, что это выписка из какого-то источника). И дальше следуют практические наставления типа «ложись поздно, вставай рано», инструкции по засолке рыбы, а в конце о родителях: если они уже недееспособны, то найди для них наемного рабочего. То есть это такой берестяной предшественник «Домостроя», и автор — женщина.
Вообще, только благодаря берестяным грамотам мы узнали, что в Древней Руси женщины вовсе не были поголовно темными и безграмотными. Среди авторов берестяных писем их немало.
— А всегда ли легко понять, о чем идет речь в берестяной грамоте?
— Это вообще проблема: что значит правильно понять текст? Бывает, и довольно часто, что мы уверены в буквах, в делении их на слова (напомню, что в древнерусских текстах слова далеко не всегда разделялись пробелами), но все равно на самом деле не понимаем, о чем это. Скажем, такой пример: возьми у Тимошки 11 гривен за коня, а также сани, и хомут, и попону. Что означает эта просьба? Грамота была найдена лет сорок назад, но только недавно мы поняли, в чем дело: коня больше нет, Тимошка коня загубил, и с него нужно получить за это денежную компенсацию и оставшееся имущество. То есть мало понять текст, надо еще реконструировать и контекст, и это отдельная, очень интересная область исследований.
— А существуют ли насчет берестяных грамот какие-то стереотипы?
— Да, существуют. И это прежде всего мнение, будто в Новгороде (да и вообще в Древней Руси) все были поголовно грамотные. Конечно, это не так. Письменность, причем особенно в раннее время, все-таки носила элитарный характер. Если ею пользовались не только высшие сословия, но и простые люди, из этого еще не следует, что все купцы или ремесленники были грамотны. Я не говорю уже о том, что берестяные грамоты мы находим именно в городах. Среди же сельского населения уровень грамотности был гораздо ниже.
— А откуда следует вывод, что хотя бы среди городского населения грамотность не была поголовной?
— Когда мы изучаем берестяные грамоты, то, естественно, пытаемся сравнить их персонажей с историческими фигурами, упоминаемыми летописях. Так вот, есть довольно много случаев, когда мы можем доказать, что человек, про которого написано в берестяной грамоте — это именно тот человек, про которого написано в летописи. А теперь представьте, что все поголовно грамотны, все пишут берестяные письма. В таком случае вероятность такого отождествления была бы ничтожна. Так что объяснить столь высокий процент совпадений «берестяных» персонажей с летописными можно лишь тем, что круг грамотных людей был ограничен. Другое дело, что этот круг не был замкнут, что в него входили люди из разных сословий, и что постепенно он расширялся.
Есть еще один важный момент: грамотные люди далеко не всегда писали письма лично, они могли использовать труд писцов (в роли которых нередко священнослужители). Например, есть у нас такой замечательный персонаж берестяных писем, его зовут Петр, и мы отождествляем его с известным по летописи Петром Михалковичем, который выдал свою дочь за князя Мстислава Юрьевича — сына Юрия Долгорукого. Так вот, от этого Петра дошло в общей сложности 17 текстов… написанных разными почерками. Может быть, какие-то он писал и своей рукой, но вообще-то человек такого высокого социального статуса имеет при себе грамотных слуг и диктует им. Будучи сам, вполне вероятно, грамотным.
— Как Вы думаете, много ли берестяных грамот еще остались нераскопанными?
— Думаю, что нефть кончится гораздо раньше, чем берестяные грамоты. Если дело и дальше пойдет такими же темпами, как и сейчас, то лет на 500 нам работы хватит. Правда, к тому времени мы сами уже будем фигурами отдаленного прошлого.
На заставке: Грамота мальчика Онфима: фрагменты литургических текстов, XIII в. (фрагмент)
Каплан Виталий
06.12.2015 0 13202
Как-то так получилось, что в России вот уже несколько веков бытует мнение, что всё самое интересное, ошеломляющее и загадочное со стародавних времён находится за пределами нашей страны. Древние пирамиды-это Египет, Парфенон-Греция, замки тамплиеров-Франция. Стоит только сказать слово «Ирландия», как тут же представляешь: в тусклом лунном свете из тумана зеленых холмов грозно выезжают таинственные «всадники Сидов».
А Россия? Ну, сидели семьсот лет назад замшелые бородатые мужики над лоханками с квашеной капустой, моргали васильковыми глазами, строили деревянные городки, от которых остались еле заметные валы да курганы, и всё.
Но на самом деле средневековое материальное наследие наших предков поражает настолько, что порой начинает казаться, что наша почти что тысячелетняя история растёт прямо из травы.
Одно из главных событий, полностью перевернувших наше представление о мире русского Средневековья, произошло 26 июня 1951 года в Великом Новгороде. Там, на Неревском археологическом раскопе, была впервые обнаружена берестяная грамота . Сегодня она носит гордое название «Новгородская № 1».
Прорись берестяной грамоты № 1. Она сильно фрагментирована, однако состоит из длинных и совершенно стандартных фраз: «С такого-то села позёма и дару шло столько-то», поэтому легко восстанавливается.
На довольно большом, но сильно изорванном, как говорят археологи, фрагментированном куске бересты, несмотря на повреждения, довольно уверенно прочитывался текст о том, какие доходы с ряда сёл должны получить некие Тимофей и Фома.
Как это ни странно, первые берестяные грамоты не произвели ни в отечественной, ни в мировой науке сенсации. С одной стороны, это имеет своё объяснение: содержание первых найденных грамот очень скучно. Это деловые записки, кто кому что должен и с кого что причитается.
С другой стороны, объяснить невысокий интерес со стороны науки к этим документам трудно, практически невозможно. Помимо того что в том же, 1951 году новгородская археологическая экспедиция нашла ещё девять таких документов, а в следующем, 1952 году первую берестяную грамоту нашли уже в Смоленске. Один этот факт свидетельствовал о том, что отечественные археологи находятся на пороге грандиозного открытия, масштабы которого оценить невозможно.
На сегодняшний день в одном только Новгороде найдено почти 1070 берестяных грамот. Как уже было сказано, эти документы были обнаружены в Смоленске, сейчас их количество достигло 16 штук. Следующим, после Новгорода, рекордсменом стала Старая Русса, в которой археологи обнаружили 45 грамот.
Берестяная грамота № 419. Молитвеник
В Торжке их найдено 19, в Пскове - 8, в Твери - 5. В этом году археологическая экспедиция Института археологии РАН при раскопках в Зарядье, одном из старейших районов столицы, обнаружила четвёртую московскую берестяную грамоту.
Всего же грамоты найдены в 12 древнерусских городах, два из которых находятся на территории Белоруссии, и один - на Украине.
Помимо четвёртой московской грамоты, в этом году первая берестяная грамота была найдена в Вологде. Манера изложения в ней коренным образом отличается от новгородской. Это говорит о том, что в Вологде существовала своя, самобытная традиция эпистолярного жанра берестяных посланий.
Накопленный опыт и знания помогли учёным разобрать этот документ, но некоторые моменты в записке - всё еще тайна даже для самых лучших специалистов по древнерусской эпиграфике.
«Этой находки я ждал 20 лет!»
Практически каждая грамота-загадка. И за то, что постепенно нам, жителям XXI века, открываются их тайны, за то, что мы слышим живые голоса наших предков, мы должны быть благодарны нескольким поколениям учёных, занимавшихся систематизацией и расшифровкой берестяных грамот.
И, в первую очередь, здесь нужно сказать об Артемии Владимировиче Арциховском, историке и археологе, организовавшем в 1929 году новгородскую экспедицию. С 1925 пода он целенаправленно занимается археологическими раскопками памятников Древней Руси, начиная с курганов вятичей Подольского уезда Московской губернии и заканчивая грандиозными раскопками Новгорода и открытием берестяных грамот, за которое он и получил всеобщее признание.
Берестяная грамота № 497 (вторая половина XIV века). Гаврила Постня приглашает своего зятя Григория и сестру Улиту в гости в Новгород.
Сохранилось красочное описание того момента, когда одна из вольнонаёмных работниц, участвовавших в раскопках, увидев на вынутом из мокрой почвы свитке бересты буквы, отнесла их начальнику участка, который просто онемел от неожиданности. Увидевший это Арциховский, подбежал, взглянул на находку, и, превозмогая волнение, воскликнул: «Премия-сто рублей! Этой находки я ждал двадцать лет!»
Помимо того, что Артемий Арциховский был последовательным и принципиальным исследователем, он обладал и педагогическим талантом. И здесь достаточно сказать одно: учеником Арциховского был академик Валентин Янин. Валентин Лаврентьевич первым ввёл в научный оборот берестяные грамоты как исторический источник.
Это позволило ему систематизировать денежно-весовую систему домонгольской Руси, проследить её эволюцию и взаимосвязь с теми же системами в других средневековых государствах. Также академик Янин, опираясь на комплекс источников, в том числе на берестяные грамоты, выявил ключевые принципы управления феодальной республикой, особенности вечевого строя и института посадников, высших должностных лиц Новгородского княжества.
Но настоящую революцию в понимании того, чем же на самом деле являются берестяные грамоты, сделали не историки, а филологи. Имя академика Андрея Анатольевича Зализняка стоит здесь на самом почётном месте.
Новгородская грамота № 109 (ок. 1100 г.) о покупке краденой рабыни дружинником. Содержание: "Грамота от Жизномира к Микуле. Ты купил рабыню во Пскове, и вот меня за это схватила [подразумевается: уличая в краже] княгиня. А потом за меня поручилась дружина. Так что пошли-ка к тому мужу грамоту, если рабыня у него. А я вот хочу, коней купив и посадив [на коня] княжеского мужа, [идти] на своды [очные ставки]. А ты, если [еще] не взял тех денег, не бери у него ничего."
Для того, чтобы понять важность открытия Зализняка, надо учесть, что до открытия берестяных грамот в филологичёской науке, занимавшейся древнерусскими текстами, бытовало представление, что все источники, по которым мы можем что-либо узнать о литературном языке того времени, уже известны и вряд ли могут быть чем-то дополнены.
А документов, написанных языком, близким к разговорному, вообще сохранились единицы. К примеру, известны лишь два таких документа XII века. И вдруг вскрывается целый пласт текстов, вообще выходящих за рамки того, что было известно учёным о языке русского Средневековья.
И когда исследователи в 50-60-х годах прошлого века начали расшифровывать, реконструировать и переводить первые берестяные грамоты, у них сложилось полное убеждение, что эти документы написаны как попало. То есть их авторы путали буквы, допускали какие угодно ошибки и не имели представления об орфографии. Настолько язык берестяных грамот отличался от прекрасно изученного, на тот момент, высокого, литературного и богослужебного стиля Древней Руси.
Андрей Анатольевич доказал, что берестяные грамоты написаны по строгим грамматическим правилам. Иными словами, он открыл бытовой язык средневекового Новгорода. И, как ни странно, уровень грамотности был настолько высок, что находка грамоты с орфографической ошибкой становится настоящим подарком для лингвистов.
А ценность таких ошибок заключается в том, что современные методики позволяют реконструировать особенности умолкнувшего языка.
Самый тривиальный пример. Допустим, наша культура в одночасье исчезла. Через тысячу лет археологи находят чудом сохранившиеся книги на русском языке. Филологам удаётся прочесть и перевести эти тексты.
Но письменный источник не даёт возможности услышать исчезнувшую речь. И вдруг, находится ученическая тетрадь, в которой написано слово «карова», «дериво», «сонце», «чё». И учёным тут же становится понятным, как мы говорили и чем отличалась наша орфография от фонетики.
Рисунки мальчика Онфима
До открытия Андрея Зализняка мы не представляли уровня грамотности на Руси. Говорить о том, что она была поголовной, мы пока не имеем права, но то, что она была распространена в гораздо более широких слоях населения, чем думали прежде, уже доказанный факт.
И об этом очень красноречиво свидетельствует грамота за номером 687. Она датируется 60-80-ми годами XIV века. Это небольшой обрывок грамоты, и, судя потому, что удалось прочитать на ней специалистам, это письмо-распоряжение от мужа к жене. В расшифровке оно звучит следующим образом: «...масло себе купи, а детям одежду [купи], [того-то - очевидно, сына или дочь] отдай грамоте учить, а коней...»
Из этого лаконичного текста мы видим, что обучение грамоте детей в те времена было довольно заурядным делом, стоявшим в одном ряду с обычными бытовыми поручениями.
Грамоты и рисунки Онфима
Благодаря берестяным грамотам мы знаем, как дети средневекового Новгорода учились писать. Так, в распоряжении учёных есть два десятка берестяных грамот и рисунков мальчика Онфима, детство которого пришлось на середину XIII века.
Онфим умеет читать, знает, как пишутся буквы, умеет записывать богослужебные тексты со слуха. Есть довольно аргументированное предположение, что в Древней Руси, ребёнок, обучавшийся грамоте, начинал писать сначала на церах, тонких деревянных дощечках, покрытых тонким слоем воска. Это было легче для нетвердой детской руки, и уже после того, как ученик освоит эту науку, его обучали выцарапывать стилосом буквы на бересте.
Именно эти первые уроки Онфима дошли до нас.
Этот мальчуган из XIII века, по всей видимости, был большим шалопаем, поскольку его прописи богато приправлены разного рода рисунками. В частности, бесподобен автопортрет Онфима в образе всадника, протыкающего копьём поверженного врага. О том, что в образе боевого удальца мальчишка изобразил себя, мы знаем по прорисованному справа от всадника слову «Онфиме».
Закончив художественную композицию, озорник будто спохватился и вспомнил, что вообще-то этот кусок бересты он получил не для прославления своих предстоящих подвигов, а для обучения грамоте. И на оставшемся вверху незарисованном участке он довольно коряво и с пропусками выводит алфавит от А до К.
Вообще, именно благодаря тому, что Онфим был бесшабашным шалуном, такое количество его прописей дошло до нас. По всей видимости, этот мальчишка однажды разом потерял целую стопку своих прописей на улице, так же, как некоторые из нас, возвращаясь по дороге из школы домой, теряли тетрадки, учебники, а порой и портфели целиком.
Летоисчисление
Если вернуться к открытиям академика Зализняка в области берестяных грамот, то стоит сказать еще об одном. Андрей Анатольевич разработал уникальный метод датировки берестяных грамот. Дело в том, что большинство грамот датируются стратиграфическим способом. Его принцип довольно прост: всё, что оседает на землю в результате деятельности человека, укладывается слоями.
И если в определённом слое находится грамота с упоминанием какого-то новгородского должностного лица, скажем посадника, или архиепископа, а их годы жизни, или, по крайней мере, правления, хорошо известны из летописей, то мы можем уверенно сказать, что этот слой принадлежит такому-то временному промежутку.
Этот метод подкрепляется способом дендрохронологической датировки. Все знают, что возраст спиленного дерева можно легко посчитать по количеству годовых колец. Но эти кольца имеют разную толщину, чем она меньше, тем неблагоприятнее для роста был год. По последовательности чередования колец, можно узнать в какие годы это дерево росло, а зачастую, если сохранилось последнее кольцо, и в каком году это дерево было срублено.
Дендрохронологические шкалы для региона Великого Новгорода разработаны на 1200 лет назад. Эту методику разработал отечественный археолог и историк Борис Александрович Колчин, посвятивший свою научную деятельность раскопкам в Новгороде.
При археологических исследованиях оказалось, что Новгород стоит на очень топкой почве. Улицы на Руси мостили расколотыми вдоль волокон бревнами, обращая их плоской стороной вверх. Со временем, эта мостовая погружалась в топкую почву, и приходилось делать новый настил.
При раскопках оказалось, что их количество может доходить до двадцати восьми. Более того, последующие открытия показали, что новгородские улицы, проложенные в X веке, оставались на своих местах вплоть до XVIII столетия.
Заметив явные закономерности в последовательности толщины колец на этих мостовых, Борис Колчин составил первую в мире дендрохронологическую шкалу. И сегодня любую находку, сделанную на северо-западе России, в любом месте от Вологды до Пскова можно датировать с точностью практически до одного года.
Но что делать, если берестяная грамота найдена случайно? И таких насчитывается ни много ни мало, а чуть менее тридцати штук. Как правило, их находят в уже отработанном грунте с раскопов, который вывозится для благоустройства разных клумб, газонов и скверов. Но бывали и курьёзные случаи. Так, один новгородец пересаживал комнатный цветок из одного горшка в другой и в грунте обнаружил небольшой берестяной свиток.
Количество грамот, найденных случайно, приближается к 3 % от общего числа. Это немалая величина, и, конечно, всех их неплохо было бы датировать.
Академик Зализняк разработал так называемый внестратиграфический способ датировки. Возраст грамоты определяется по собственным свойствам её языка. Это и форма букв, которые, как известно, изменяются во времени, и формы обращения, и формы языка, поскольку язык развивается и немного меняется с каждым поколением.
Всего же для датировки надписи на бересте внестратиграфическим способом может использоваться порядка пятисот параметров. Этим способом можно датировать грамоты с точностью примерно в четверть века. Для документов семисотлетней давности это великолепный результат.
«300 детей учить книгам»
Крайне интересные изыскания в отношении берестяных грамот принадлежат доктору филологических наук, член-корреспонденту РАН Алексею Алексеевичу Гиппиусу. Он выступил с очень аргументированной гипотезой о том, кто, и почему начал писать первые берестяные грамоты. Прежде всего, Алексей Алексеевич указал на то, что до официальной даты Крещения Руси мы не имеем никаких данных, подтверждающих использование кириллицы в этот период.
Но после Крещения такие артефакты начинают появляться. Например, печать Ярослава Мудрого и «Новгородский кодекс»-древнейшая русская книга. Найдена она была относительно недавно, в 2000 году. Это три тонких липовых дощечки, соединявшиеся между собой по тому же типу, как современные книги.
Дощечка, размещавшаяся в середине, была покрыта тонким слоем воска с двух сторон, внешние дощечки были покрыты воском только изнутри. На страницах этой «книги» написано два псалма и начало третьего.
Инструменты для письма на бересте и воске. Новгород. XII-XIV вв.
Сам по себе этот памятник очень интересен и скрывал немало тайн, часть из которых уже разгадана. Но в контексте грамот он интересен тем, что он датируется самым началом XI века, в то время как самые ранние берестяные тексты были написаны в 30-х годах того же столетия.
По мнению профессора Гиппиуса, это означает, что после Крещения Руси и до появления первых грамот был довольно продолжительный период, когда уже существовала книжная традиция, государственная власть в своих атрибутах использовала надписи, а традиции бытового письма пока не появилось. Для того чтобы эта традиция появилась, сначала должна была сформироваться социальная среда, которая была бы готова и умела бы использовать этот способ коммуникации.
И сведения о том, как эта среда могла появиться, донесла до нас первая Софийская летопись. Под 1030 подом читается следующее сообщение: «Сем же лете идее Ярослав на чюдь, и победи я, и постави град Юрьев. И прииде к Новуграду и сьбра от старост и попов детии 300 учити книгам. И преставися архиепископ Акимь; и бяше ученикъ его Ефремь, иже ны учаше».
По-русски этот отрывок звучит так: «В этом же году ходил Ярослав на чудь и победил её и поставил град Юрьев (ныне Тарту). И собрал от попов и старост 300 детей учить книгам. И преставился архиепископ Иоаким, и был ученик его Ефрем, который нас учил».
И в этом бесстрастном хроникальном отрезке мы, по всей видимости, слышим голос одного из тех первых новгородских школьников, которые, окончив учиться, и положили бытовую традицию обмениваться посланиями, нацарапанными на бересте.
«От Рожнёта к Коснятину»
Коллекция берестяных грамот пополняется в среднем на полтора десятка в год. Примерно четверть из них - целые документы. Остальные - более или менее полные фрагменты записок. Как правило, новгородцы, получив весточку и прочитав её, сразу старались уничтожить послание. Именно этим и объясняется такое количество испорченных берестяных записок. Чем меньше грамота по размеру, тем больше вероятность, что её не разорвут и она дойдёт до нас в полной сохранности.
Единственная целая грамота, найденная в Новгороде в этом году, содержит такой текст: «я щеня». Вверху этого небольшого, размером пять на пять сантиметров, кусочка бересты проделана дырочка. Нетрудно догадаться, что какой-то ребенок нацарапал эту фразу для того, чтобы повесить её на ошейник своего питомца.
Однако думать, что наши предки писали послания по поводу и без повода - неправильно. Новгородцы были прагматиками и Писали грамоты только тогда, когда это было необходимо.
Огромный пласт дошедших до нас документов-письма. Отец пишет сыну, муж-жене, домовладелец -приказчику, и в подавляющем большинстве случаев содержание исключительно деловое. На втором месте по количеству стоят деловые записи, кто кому сколько должен, с кого какой оброк причитается. Есть даже небольшой корпус заговоров и заклинаний.
Подавляющее большинство грамот эпистолярного жанра начинаются с фразы, которая указывает, от кого к кому адресовано послание, например, «от Рожнёта к Коснятину». Неподписанные берестяные письма встречаются только в двух случаях: если это военные приказы или донесения и если это любовные письма.
Каждый год у учёных пополняется комплекс накопленных знаний о берестяных грамотах. Некоторые расшифровки, сделанные ранее, оказываются ошибочными, и, казалось бы, досконально изученные надписи предстают перед исследователями в совершенно новом свете. Можно не сомневаться, что самые ближайшие годы берестяные грамоты многократно удивят нас и откроют немало неизвестных доселе черт древних новгородцев.
Берестяная грамота R24 (Москва)
«Поехали есмы, господине, на Кострому, Юры с матьрью нас, господине, увернул в задь. А взял себе с матьрью 15 бел, тиун взял 3 белы, потом, господине, взял 20 бел да полтину».
Несмотря на то что в Москве уже были найдены три берестяные грамоты, именно четвёртая оказалась «настоящей» - берестяной грамотой того типа, который был классическим в Новгороде. Дело в том, что первые две московские грамоты-очень маленькие фрагменты, по которым невозможно реконструировать текст.
Третья, довольно объёмная, но написана она была чернилами. Такой способ письма в Новгороде встречается только один раз. Все остальные нацарапаны на бересте писалом-приспособлением, больше всего напоминающим стилос.
Примечательно, что писала давно известны археологам, занимающимся русским Средневековьем, но только с обнаружением первых грамот стало понятно назначение этого предмета, который прежде считали заколкой или булавкой, а порой вообще называли вещью неопределённого назначения.
Московская берестяная грамота № 3, сохранившаяся в виде нескольких полосок бересты
.
Четвёртая московская грамота написана именно писалом, содержит, как и большинство классических грамот, финансовый отчёт о некоем предприятии, в данном случае о поездке в Кострому.
Некий человек пишет своему господину: «Поехали мы, господин, в Кострому, а Юрий с матерью нас завернул назад, и взял себе 15 бел, тиун взял 3 белы, потом господин, он взял 20 бел да полтину».
Итак, некто отправился по какому-то делу в Кострому-а на период написания грамоты эти края считались самым тихим и мирным владением московских князей из-за их удалённости от Орды. А Юрий с некоей матерью их завернул назад.
Более того, путешественники, которые пишут о себе во множественном числе, вынуждены были расстаться с довольно немалой суммой денег. В общей сложности они отдали и Юрию с матерью, и тиуну (так в Московской Руси называли княжеских наместников) 28 бел и полтину. Много это или мало?
Бела-это мелкая денежная единица, названа она так потому, что некогда эта монетка была аналогом цены беличьей шкурки. Из этого же ряда другая денежная единица, куна, которая равнялась по цене шкурке куницы.
Академик Валентин Лаврентьевич Янин для Новгорода чуть более ранней эпохи достоинство белы определяет как 1,87 г серебра, то есть 28 бел равно 52,36 грамма серебра.
Полтина и в древности означала половину рубля, а рубль в те времена был не монетой, а серебряным слитком весом 170 граммов.
Таким образом, авторы московской грамоты № 4 расстались с деньгами, общий номинал которых можно оценить в 137 граммов серебра! Если перевести это на современные цены в инвестиционных монетах, получится, что убыток составил 23,4 тыс. рублей. Сумма вполне ощутимая и для современного путешественника, если ему с ней придётся расстаться просто так.
Дмитрий Руднев
С тех пор, как в Новгороде была найдена первая берестяная грамота, историки собрали целую библиотеку текстов на березовой коре, рассказавших много нового о жизни средневековой Руси .
Первая берестяная грамота, найденная экспедицией профессора Артемия Арциховского в Новгороде в 1951 году / РИА Новости
В тот день, 26 июля 1951 года, участники Новгородской археологической экспедиции трудились на новом Неревском раскопе, что в самом центре города, к северу от кремля. Слой за слоем они поднимали мостовые древней Холопьей улицы, надеясь отыскать что-нибудь под почерневшими торцами. Трудилась здесь и 30-летняя работница Новгородского мебельного комбината Нина Акулова , решившая подработать на раскопках. Она-то и углядела в щели между бревнами туго свернутый кусочек бересты и собралась уже отбросить его в сторону как ненужный мусор, но из любопытства развернула.
Сто рублей за бересту
На грязной коре были процарапаны буквы, и Нина на всякий случай позвала начальника участка Гайду Авдусину . Увидев находку, та потеряла дар речи, а опомнившись, побежала за начальником экспедиции – профессором Арциховским. Артемий Владимирович тоже не мог сначала выговорить ни слова, а потом не своим голосом закричал: «Премия – сто рублей! Я этой находки ждал 20 лет!»
Розовую сотенную купюру с портретом Ленина Нина Федоровна так никогда и не разменяла: бережно хранила всю жизнь. А когда умерла, на ее могильном памятнике изобразили ту самую берестяную грамоту, вошедшую в историю под № 1. Арциховский в самом деле искал бересту с письменами еще с 1932 года, когда только возглавил раскопки в Новгороде. Его вдохновляли данные источников: к примеру, в XII веке монах новгородского Антониева монастыря, средневековый ученый и религиозный мыслитель Кирик Новгородец сообщал, что горожане бросают исписанные грамоты на землю и ходят по ним, и предавался размышлениям, не грех ли это. Выбрасывать дорогой пергамент или редчайшую тогда бумагу никто бы не стал, значит, речь, скорее всего, шла о бересте – дешевой и доступной всем. А уже в XV веке церковный деятель, православный богослов Иосиф Волоцкий прямо указывал, что в Троицком монастыре (ныне Троице-Сергиева лавра) «книги не на хартиях писаху, но на берестех». Много позже, в конце XIX века, новгородский любитель старины, выдающийся краевед Василий Передольский нашел несколько таких грамот и показывал их всем желающим в своем домашнем музее. Но тогда наука не оценила эти находки: при разборе коллекции после смерти собирателя грамоты попросту выкинули. Участники первых археологических экспедиций в Новгороде свернутые кусочки бересты считали поплавками, а писала – заостренные палочки, которыми процарапывались буквы, – чем-то вроде сапожного шила.
Арциховский думал иначе: с его точки зрения, во времена Древней Руси береста была обычным материалом для письма. Обычным, но весьма хрупким: лишь в болотистой новгородской почве он мог сохраниться на протяжении столетий. Правда, и здесь полоски коры скручивались так, что развернуть их без повреждений было очень сложно. Помог реставратор экспедиции Алексей Кирьянов , который промыл найденную Акуловой грамоту теплой водой с содой, а потом зажал между двумя стеклами.
В таком виде ее повезли в Москву в Академию наук Михаилу Тихомирову , специалисту по древнерусской письменности. Он установил, что текст, написанный в конце XIV века, содержит список податей, которые крестьяне платили трем землевладельцам: Фоме, Иеву и Тимофею. Арциховский был уверен, что найдутся и другие грамоты, и не ошибся. До конца сезона на Неревском раскопе их отыскали еще восемь: оброчную ведомость, переписку купцов о поставках пива, жалобу женщины по имени Гостята, которую прогнал муж… Десятым номером стала берестяная солонка, на ободке которой прочитывалась загадка:
«Есть град между небом и землей, а к нему едет посол без пути, сам немой, везет грамоту неписаную».
Над отгадкой пришлось побиться: видимо, речь здесь идет о Ноевом ковчеге, куда голубь принес масличную ветвь – знак окончания потопа. Но загадок в новгородской земле скрывалось еще немало…
Бесценный клад
Историки были счастливы: известные до тех пор летописи и жития рассказывали главным образом о верхушке древнерусского общества, а теперь им открылся бесценный источник сведений о жизни простых людей. Выдвигались предположения, что Новгород – это только начало, вот-вот берестяные грамоты отыщутся и в других городах. Действительно, уже в 1952 году экспедицией Даниила Авдусина (мужа Гайды Авдусиной и тоже ученика Арциховского) такая грамота была обнаружена на Гнёздовском городище под Смоленском. Позже берестяные свитки находили в Пскове, Твери, Москве, Старой Рязани, а также в Старой Руссе, Торжке и Вологде, подчинявшихся некогда Новгороду. В конце 1980-х отыскали их и далеко на юге – на раскопках летописного Звенигорода близ Львова. И… все. Из 1185 найденных берестяных грамот 1081 – новгородского происхождения. Конечно, в другой почве береста сохранялась хуже, но это не объясняет почти полного отсутствия грамот в иных землях. Скорее уж дело в непохожести богатого и своевольного Новгорода на прочие русские города. С XI по XV век он жил независимо от великокняжеской власти, и как раз этим периодом датируются все дошедшие до нас грамоты. Причина понятна: до того новгородцы были язычниками и не умели писать, а после подчинились Москве и постепенно утратили свою особость.
План средневекового Новгорода. Слева обозначен Неревский раскоп, где было найдено свыше 400 берестяных грамот, в том числе грамота № 1 / РИА Новости
Большинство грамот относится к XIII–XIV векам, что тоже необычно. В тот период Русь переживала упадок в результате ордынского нашествия, южные ее города почти совсем обезлюдели. Новгород же, напротив, рос и богател благодаря торговле с Европой. Местные купцы знали по несколько языков, а русской грамоте учились с раннего детства. Весьма примечательны в связи с этим записи самого, пожалуй, знаменитого автора берестяных грамот – мальчика по имени Онфим предположительно шести-семи лет. В 1956 году на том же Неревском раскопе была найдена целая россыпь грамоток, потерянных или выброшенных им.
Здесь школьные прописи, переписанные отрывки из церковных книг и многочисленные рисунки, которыми Онфим украшал «поля» своей берестяной «тетрадки». Наибольшую известность получило трогательное изображение им бравого всадника, поражающего врага: наверное, мальчик мечтал стать таким же. А на донце берестяного туеска, которое, видимо, дали ему для упражнений в письме, он нарисовал странного зверя с рогами и закрученным хвостом (подписано: «Я звере») и рядом начал послание: «Поклон от Онфима к Даниле».
Артемий Владимирович Арциховский – первооткрыватель, первый издатель и комментатор берестяных грамот
Понятно, что это черновик, как и многие берестяные грамоты. Кое-что из написанного (прежде всего официальные документальные записи) затем переносилось на пергамент, а предварительные наброски и все остальное практичные новгородцы выбрасывали. Диапазон этого «остального» очень широк: преимущественно деловые и хозяйственные письма, но встречаются и молитвы, и заговоры, и любовные записки, и даже шутки. В грамоте № 842 (10–40-е годы XII века) содержится первое в славянском мире упоминание о колбасе, а грамота № 259 сообщает: «Я послал тебе ведерко осетрины». Текст грамоты № 521 (начало XV века) носит характер любовного заклинания: «Так пусть разгорится сердце твое и тело твое и душа твоя [страстью] ко мне и к телу моему и к лицу моему». В грамоте № 566 – приглашение на свидание: «Будь в субботу ко ржи или подай весть». Грамота № 752 (как и приведенная выше, рубежа XI–XII веков) – письмо девушки: «Что за зло ты против меня имеешь, что в эту неделю ты ко мне не приходил? <…> Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под [людских] глаз и примчался… Хочешь ли, чтобы я тебя оставила? Даже если я тебя по своему неразумению задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то пусть судит тебя Бог и я». Интересно, что это письмо получатель разрезал и выбросил в помойную яму: похоже, он не хотел, чтобы послание попалось на глаза жене или новой подруге.
Грамота № 377 (последняя треть XIII века) – самое раннее из известных нам предложений руки и сердца на Руси. В ней говорится: «От Микиты к… Пойди за меня – я тебя хочу, а ты меня; а на то послух [свидетель. – В. Э. ] Игнат». Имя возлюбленной Микиты спряталось между складок коры, и десятилетиями его читали как «Ульяница» – правда, в довольно странной форме «Оулиааниц». Загадочная Ульяница вдохновляла романтиков до тех пор, пока сравнительно недавно ученые не вернулись к этой загадке и не пришли к выводу, что имя следует читать как «Анна», а несколько позже разглядели тут и «Маланью», что, конечно, звучит не так красиво, как в первой версии.
К необычным словам расшифровщики грамот привыкли, ведь эти записи отражают не книжную, а разговорную речь, неизвестную по другим памятникам. Их язык настолько своеобразен, что главный специалист по нему академик Андрей Зализняк выделил его в особый древненовгородский диалект. Первая примета диалекта – сильное оканье, когда «о» заменяло не только «а», но и «е». Вторая – цоканье: «хоцю» вместо «хочу», «цто» вместо «что». Третья – необычное произношение согласных в начале слова: «гвезда» вместо «звезда», «керкы» вместо «церковь», «хед» вместо «сед». Современная форма этих слов – результат второй палатализации, проходившей в общеславянском языке, судя по всему, не позднее VI века. Если же новгородский диалект не испытал ее, значит, он отделился от славянского древа раньше. Получается, что новгородцы – не вполне русские, а может, и вовсе особый народ…
Привет от Онфима
Предположение Зализняка не поддержали археологи, не находящие особых различий между материальной культурой Новгорода и других древнерусских земель. Широкая общественность этой дискуссии и вовсе не заметила, зато весьма взволновалась от двух грамот, найденных в 2005 году и содержащих старейшие (XII век) примеры употребления ненормативной лексики. В первой из них (№ 954) осуждается некий Шилец, который «пошибает» чужих свиней. В северных диалектах это слово означает «насиловать», но академик Валентин Янин спас честь Шильца, указав, что в древнем Новгороде оно имело и другое значение – «наводить порчу». Впрочем, по понятиям того времени это преступление было куда более серьезным. Слух о нем разнесла некая Ноздрька, жившая в Неревском конце, и горожане с Людина конца, где жил Шилец, отправились мстить ей. Итогом стали нешуточные беспорядки, усмирять которые пришлось самому великому князю Владимиру Мономаху . Знавшие об этом событии историки после расшифровки найденной грамоты смогли разобраться в причинах случившегося.
Изображение святой Варвары на бересте (первая треть XI века). Эта находка была сделана археологами на Троицком раскопе в Новгороде в 2000 году / ТАСС
Вторая «нецензурная» грамота (под № 955) – письмо некой Милуши богатой горожанке Марене о содействии в замужестве Косы Великой (очевидно, прозвище девушки). Между делом Милуша напоминает Марене о двух гривнах вчерашних и тут же употребляет неприличное слово из пяти букв. Журналисты простодушно решили, что в порыве чувств та кроет подругу матом, но ученые внесли ясность: здесь бранные слова представляют собой древнее сакральное заклинание из свадебного обряда, которым Милуша приближает будущий брак. При этом считается, что Марена, упоминавшаяся еще в нескольких грамотах, была Марьей, женой влиятельного в городе боярина Петра Михалковича . Правда, есть и другая версия, согласно которой Милуша обращается к славянской богине смерти и одновременно плодородия Морене. Но даже самая ревностная язычница вряд ли стала бы писать письма богине и тем более требовать с нее две гривны. Так что вариант с боярыней более правдоподобен. Кстати, матерные слова встречались в грамотах и раньше, но сенсации из них не делали, а в публикациях стыдливо опускали.
Конечно, подобные грамоты – далеко не главное новгородское открытие нового тысячелетия. Так, в 2000 году была найдена древнейшая из дошедших до нас книга Руси, созданная на рубеже X и XI веков: на деревянных табличках, покрытых воском, записаны библейские псалмы. Тогда же в Людином конце раскопали архив городского суда – больше сотни зафиксированных на бересте черновиков юридических документов. Там же были обнаружены деревянные бирки для запечатывания мешков с пушниной – акцизные марки XI столетия. Между прочим, слово «бирка» (скандинавского происхождения, от birk – «береза») напоминает о том, что на бересте писали и в других северных странах.
Однако открытия делаются не только в Новгороде: в 2007 году при раскопках в Тайницком саду Московского Кремля была найдена третья в столице и самая большая из всех известных (370 слов) берестяная грамота (еще одна ее особенность в том, что она написана чернилами, а не процарапана). Это опись имущества некоего Турабея, видимо ордынского баскака, владевшего в XIV веке немалой частью Кремля (тоже своего рода сенсация). Четвертая московская берестяная грамота была обнаружена археологами в 2015 году в Зарядье, и тогда же первая такая грамота нашлась в Вологде. Сегодня интерес исследователей связан как с севером Древней Руси, поселениями новгородцев, так и с югом, где открываются все новые следы существования там «березового» письма. Например, в Киеве в 2010 году нашли аккуратно обрезанный лист бересты – заготовку для грамоты.
Фотография и прорись текста новгородской берестяной грамоты № 8 (последняя четверть XII века). Перевод: «От Семнуновой жены к Игучку. Тому, чья корова [или: чья у тебя корова], скажи: «Если хочешь корову и едешь за коровой, то вези три гривны»» / РИА Новости
И все же в центре внимания ученых остается Великий Новгород. Любое строительство в черте города разрешено здесь лишь после проведения археологических работ. Находки совершают не только специалисты, но и простые горожане: скажем, грамоту № 612 (на самом деле маленький фрагмент текста) новгородец Челноков нашел у себя дома в цветочном горшке. Разумеется, главную работу по-прежнему проводит Новгородская археологическая экспедиция, которую с 1962 года бессменно возглавляет ученик Арциховского – Валентин Лаврентьевич Янин . В том же, 1962 году археологи ушли с Неревского раскопа, где было найдено свыше 400 грамот. Лишь недавно этот рекорд перекрыл Троицкий раскоп в Людином конце, работы на котором ведутся уже более 40 лет. А в 2015 году недалеко от Неревского был заложен новый раскоп – Козьмодемьянский, где уже найдено 15 грамот, хоть и небольших. Одну из них, с краткой надписью «Я щеня» («Я щенок»), уже прозвали «приветом от Онфима»: уж не написал ли ее тот самый юный фантазер?
Грамоты и грамотность
При помощи берестяных «архивов» ученые смогли детально восстановить облик древнего Новгорода и назвать по именам сотни, если не тысячи его жителей. По мере нахождения грамоты публикуются в академических изданиях (вышло уже 11 томов), а недавно их полная база появилась в интернете. Но эти результаты устраивают далеко не всех. Поклонники «теории заговора» уже не раз обвиняли историков в том, что по приказу самого Сталина они предъявили общественности поддельные грамоты, чтобы доказать высокую культуру Древней Руси и образованность ее жителей. Это странное обвинение подкрепляют тем, что до 1951 года не было ни одной такой находки, а потом они вдруг стали сыпаться как из рога изобилия, причем только в Новгороде. На самом деле, как уже говорилось, грамоты находили и раньше, просто раскопки много лет велись от случая к случаю и лишь после указанного года – именно благодаря берестяным грамотам – стали регулярными.
Сегодня хорошо известно, как грамоты создавались: бересту срезали с дерева, высушивали под прессом, а потом костяным или металлическим писалом процарапывали текст на внутренней, более гладкой стороне. Другой конец у писала был закруглен, поскольку писали им и на восковых дощечках и с его помощью можно было затирать написанное. Когда же появились первые грамоты? Под 1030 годом новгородские летописи сообщают, что великий князь Ярослав приказал горожанам отдать 300 детей «учити книгам». Вероятно, из этих детей и вышли первый городской книжник с необычным именем Упырь Лихой, писец Остромирова Евангелия дьякон Григорий… По словам Андрея Зализняка , именно это поколение, «восприняв письмо в стенах храма, вынесло его на улицу». После этого берестяные грамоты прошли долгий путь, на котором ученые не без труда расставили хронологические вехи на основе палеографии, а также археологического распределения находок по слоям. Хотя большинство грамот не имеют обозначенных дат, основную их часть удается датировать в диапазоне 20–30 лет.
О раскопках, ведущихся в Новгороде, президенту России Владимиру Путину рассказывает академик, руководитель Новгородской археологической экспедиции Валентин Янин. 2004 год / ТАСС
Еще не так давно, испытывая трудности с расшифровкой, историки пеняли на безграмотность древних новгородцев. Новые исследования доказали, что люди далекого прошлого были грамотнее многих наших современников. 90% (!) текстов написано вообще без ошибок, а сложность их понимания вызвана повреждениями бересты или особенностями новгородского диалекта. Есть и другая проблема: авторами некоторых грамот явно являлись представители других народов, подчиненных Новгородской республике. Это весь, водь, чудь и особенно карелы: так, в грамоте № 403 содержится даже маленький русско-карельский словарик сборщика дани. Найдены также грамоты, написанные на латыни, немецком, греческом, – доказательство широких международных связей города на Волхове.
Исходя из численности населения средневекового Новгорода и «писательской» активности горожан, специалисты подсчитали, что в городе можно найти еще до 20 тыс. берестяных грамот. Учитывая, что сейчас в год делается от одной до ста таких находок, этот процесс может растянуться на века. Но ученые, как и нынешние горожане, не торопятся. Ежегодно отмечая памятное 26 июля как День бересты, они не столько вспоминают прошлые экспедиции, сколько предвкушают будущие, которые откроют новые страницы истории родной земли.
Вадим Эрлихман
Берестяные грамоты - это частные послания и документы 10-16 веков, текст которых наносили на кору березы. Первые подобные документы были найдены отечественными историками в Новгороде в 1951 г. в ходе экспедиции по археологии под управлением историка А.В. Арциховского. С тех пор в честь этой находки каждый год в Новгороде отмечается праздник - День берестяной грамоты. Та экспедиция принесла еще девять таких документов, а к 1970 году их было найдено уже 464 штуки. Новгородские берестяные грамоты археологи находили в слоях почвы, где сохранились остатки растений и древний мусор.
Большая часть грамот на бересте представляют собой личные письма. В них затрагивались различные хозяйственные и бытовые вопросы, передавались поручения и описывались конфликты. Были также обнаружены берестяные грамоты полушутливого и несерьезного содержания. Кроме того, Архиповским были найдены экземпляры, в которых содержались протесты крестьян против господ, жалобы на свою участь и списки барских провинностей.
Текст на берестяных грамотах выводили простым и примитивным методом - его выцарапывали остро заточенным металлическим или костяным писалом (штифтом). Предварительно бересту обрабатывали для того, чтобы буквы выходили четкими. При этом текст помещался на берестяной грамоте в строку, в большинстве случаев без разделения на слова. При написании практически никогда не применялись хрупкие чернила. Берестяная грамота обычно кратка и прагматична, в ней содержится только самая важная информация. То, что адресат и автор знают, в ней не упоминается.
В архивах и музеях хранится множество поздних документов и писем, написанных на бересте. Найдены даже целые книги. русский этнограф и писатель, говорил, что сам видел берестяную книгу в Мезени у старообрядцев.
Как материал для письма и получила распространение в 11 веке, но потеряла свою важность к 15 веку. Именно тогда широкое применение среди населения Руси нашла бумага, которая была дешевле. С тех пор береста использовалась как вторичный материал для записи. В основном ее использовали простолюдины для личных записей и частной переписки, а официальные письма и послания государственного значения записывались на пергаменте.
Постепенно береста уходила и из быта. В одной из найденных грамот, в которой были записаны жалобы чиновнику, исследователи нашли указание переписать содержимое берестяной грамоты на пергамент и только потом отослать его по адресу.
Датирование грамот происходит главным образом стратиграфическим способом - на основании слоя, в котором была обнаружена вещь. Некоторое количество грамот на бересте датировано благодаря упоминанию в них исторических событий или важных лиц.
Берестяные грамоты представляют собой важный источник по истории нашего языка. Именно по ним можно установить хронологию или степень известности какого-либо языкового явления, а также время появления и этимологию того или иного слова Есть много слов, которые встречаются в грамотах, неизвестных по другим древнерусским источникам. В основном это слова бытового значения, у которых практически не было шансов попасть в сочинения литераторов того времени.