Отец гурий александро невская лавра. М.В. Шкаровский. Новомученики Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры: почитание и места поклонения, связанные с их именами. Литература и архивные материалы

архимандрит

Дни памяти 7 (20) сентября, Собор Санкт-Петербургских святых – третья неделя по Пятидесятнице; Собор Кемеровских святых – воскресенье перед 18 августа Храмы Александро-Невская Лавра, Феодоровский собор

Архимандрит Лев, как и его младший брат — будущий митрополит Гурий (в миру Вячеслав Михайлович), родился в селе Опеченский посад Боровичского уезда Новгородской губернии в семье владельца артели ломовых извозчиков 26 февраля 1889 г. Братья рано осиротели, и их взяли на воспитание проживавшие в Петербурге бездетные дядя Я. С. Селюхин, заведующий Александро-Невским рынком и его жена О. А. Селюхина. Со временем Леонид закончил историко-филологический факультет Петербургского университета, где был учеником профессора Державина, занимаясь у него методикой русского языка; затем в 1915 г. поступил в Духовную Академию и проучился там три курса. Одновременно, будучи студентом, преподавал словесность в средних ученых заведениях столицы. В конце 1915 г. Леонид был пострижен в монахи Александро-Невской Лавры с именем Лев, возведен в сан иеродиакона и иеромонаха (в этом же году принял монашеский постриг с именем Гурий его брат Вячеслав).

Уже в 1916 г. братья Егоровы (как скоро стали называть в народе отцов Гурия и Льва) с разрешения Епархиального начальства развили вместе с иеромонахом Иннокентием (Тихоновым) интенсивную миссионерскую деятельность. Они «пошли в народ», то есть обратились к рабочим и беднякам, проживавшим в районе Лиговского проспекта. Миссионерская деятельность трех молодых иеромонахов приняла несколько другие, чем до революции, формы. Они не «ходили в народ», зато народ шел к ним. Митрополит Иоанн (Вендланд) писал об этом периоде 1918 г.: «По городу разнеслась слава о «братьях Егоровых». Однажды отец Гурий представился митрополиту Антонию Храповицкому, которого раньше не знал. Когда он назвал свою фамилию, митрополит воскликнул: «А, братья Егоровы, как вас не знать, вся Россия знает братьев Егоровых!»

Весной 1918 г. о. Лев еще числился слушателем Духовной академии, но свою учебу в ней завершить не смог из-за ее закрытия. Поскольку занятия в академии прекратились, 30 мая Духовный Собор Лавры постановил «в нужных случаях» назначать иеромонаха к служению заказных литургий и других служб по обители.

Кипучая пастырская деятельность молодого иеромонаха была прервана в июне 1922 г. в связи с началом кампании изъятия церковных ценностей и организованного советскими властями так называемого обновленческого раскола.

После ареста митрополита Вениамина — ранним утром 1 июня агенты ГПУ схватили несколько насельников Лавры, их стали подвергать усиленным допросам, стремясь сфабриковать отдельное дело православных братств. В связи с этим производились новые аресты. 3 июня в 4 часа утра в Лавру вновь явились агенты ГПУ и предъявили ордер на обыск и арест о. Льва (Егорова), но найти его не смогли. Это же повторилось на следующую ночь. По подозрению в укрывательстве был задержан правитель дел Духовного Собора Лавры иеромонах Иларион (Бельский), а 16 июня все-таки арестован и о. Лев.

Отец Лев отбывал почти двухлетнюю ссылку сначала в Оренбургской губернии, а затем в Западно-Казахстанской области у озера Эльтон. Во время его отсутствия в Петрограде, несмотря на репрессии, деятельность Александро-Невского братства не прекращалась, а в 1925 г. вновь начала оживляться. В конце 1924 г. был освобожден и иеромонах Лев.

На 1926-1928 гг. пришелся новый, относительно благоприятный период подвижнического служения о. Льва и существования Александро-Невского братства. Конечно, жизнь и деятельность последнего официально оставалась нелегальной, но в то же время прямо не преследовалась. В это время братство возглавляли три находившихся между собой в тесном духовном общении и единстве руководителя — отцы Лев и Гурий (Егоровы) и о. Варлаам (Сацердотский). В октябре 1926 г. о. Льва назначили настоятелем одного из крупнейших соборов северной столицы храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия царствования Дома Романовых на Миргородской ул. Постепенно туда перешла большая часть членов братства и в 1930 г. два братских хора. О. Лев также был возведен в сан архимандрита и с марта 1926 г. стал исполнять обязанности благочинного монастырских подворий, преподавателя Русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.

Весной 1927 г. пастырь был арестован во второй раз. В это время в Богословско-пастырском училище обучалось около 70 человек, и его популярность стала вызывать раздражение у властей, которые поручили ГПУ сфабриковать «дело Богословско-пастырского училища. В конце концов дело развалилось. 19 ноября 1927 г. всех арестованных освободили под подписку о невыезде, а через год — 10 ноября 1928 г. дело вообще было прекращено.

Несмотря на фактически нелегальное существование, под руководством архим. Льва братство продолжало строжайше запрещенную советскими законами общественно-благотворительную деятельность

Полная трагизма и жертвенного служения Всевышнему история братства и подвижническая деятельность о. Льва завершились в начале 1932 г. В ночь с 17 на 18 февраля было арестовано 500 человек, в том числе более 40 членов Александро-Невского братства. Следствие проводилось в ускоренном порядке. 22 марта 1932 г. выездная комиссия Коллегии ОГПУ вынесла подсудимым приговор. Отец Лев был приговорен к максимальному сроку наказания — 10 годам лагерей.

Его дальнейшая подлинная судьба оставалась неизвестной до недавнего времени. Органы госбезопасности сообщили родственниками ложную информацию о смерти о. Льва 25 января 1942 г. в лагере пос. Осинники Кемеровской области от несчастного случая на шахте. Однако на самом деле все было иначе. 18 апреля 1932 г. архим. Лев поступил в отделение Черная речка Сибирского лагеря (Сиблага), расположенное в Кемеровской области. С конца месяца он трудился в шахте пос. Осинники под г. Новокузнецком. Работа была чрезвычайно тяжелой, и по мнению лагерного начальства о. Лев не проявлял требуемого усердия. Лагерные власти обвинили архимандрита в контрреволюционной агитации среди заключенных, специальная комиссия ОГПУ постановила перевести его в штрафной изолятор сроком на 2 года, а Тройка Полномочного Представительства ОГПУ по Западно-Сибирскому краю приговорила обвиняемого к увеличению срока заключения в исправительно-трудовом лагере на 2 года.

Тяжелейшие условия пребывания в штрафном изоляторе не сломили архимандрита. В конце марта 1936 г. о. Льва перевели из изолятора в Ахпунское отделение Сиблага (на станцию Ахпун Таштагольского района Кемеровской обл.). Здесь он по-прежнему трудился в шахте, иногда по 14 часов в сутки возил вагонетки с породой. С лета 1937 г. в советских лагерях, как и по всей стране, была развернута массовая кампания арестов. Не пережил страшное время «большого террора» и о. Лев. Началась лихорадочная фабрикация следственных дел, были сфабрикованы свидетельства надзирателей и других заключенных на о. Льва.

Следствие было коротким. Уже 7 ноября следователь составил обвинительное заключение, 13 сентября Тройка Управления НКВД Западно-Сибирского края приговорила отца Льва к высшей мере наказания. Священномученик был расстрелян 20 сентября 1937 г. Сведения о месте казни и захоронения в архивно-следственном деле отсутствуют. Память о подвижнической деятельности архимандрита Льва долгое время жила в городе святого Петра и после гибели пастыря. В настоящее время при Александро-Невской лавре воссоздается братство и существуют предложения назвать его именем отца Льва.

Тропарь, кондак, величание священномученика Российского XX века

Тропарь, глас 3

Церкве Русския столпе непоколеби-мый,/
благочестия правило,/
жития евангельскаго образе,/
священномучениче (имярек),/
Христа ради пострадавый даже до крове,/
Егоже моли усердно,/
яко На-чальника и Совершителя спасения,/
Русь Святую утвердити в Православии//
до скончания века.

Кондак, глас 2

Восхвалим, вернии,/
изряднаго во святителех (или священницех)/
и славнаго в мученицех {имярек),/
Православия побор-ника и благочестия ревнителя,/
земли Русския красное прозябение,/
иже стра-данием Небес достиже/
и тамо тепле молит Христа Бога//
спастися душам на-шим.

Величание

Величаем тя,/ священномучениче {имя-рек),/
и чтим честная страдания твоя,/ яже за Христа/
во утверждение на Руси Право-славия// претерпел еси.

«Весь церковный Питер тогда знал братьев Егоровых… Из трех братьев я больше всего любил отца Льва, он остался у меня в памяти как образец церковного администратора. Он удивительно соединял исконную православную традицию с широкой культурой и тонким интеллектом. Это отражалось на всей жизни обители [т.е. подворья]. Строгая уставность богослужения и постоянные проповеди. Строгий порядок, никакой давки, никакой толкотни, и наряду с этим, никакой суровости, никаких строгостей. Монахи его уважали, но не боялись. Он любил молодежь и умел ее привлекать. В обители мирно уживались малограмотные старички - иеромонахи, оставшиеся от Ипатьевского монастыря и монахи-интеллектуалы, привлеченные отцом Львом».

церковный историк А. Краснов-Левитин

Не забывайте, что наша вера в Бога испытывается двумя огнями: отречением от благ временных, как показанием что там лучшее мы получим, а 2-х исповеданием Христа среди детей, среди взрослых, т. е. практический деятельностию. Пусть ваша любовь развивается и укрепляется чрез служение детям и взрослым.

Из письма архим. Льва (Егорова) духовным чадам 20.06.1923

Из письма архим. Льва (Егорова) духовным чадам 21.11.1923

Все руководители Александро-Невского братства единодушно остались верны митр. Сергию. По их влиянием и практически все члены братства за редчайшим исключением не поддержали иосифлян. Эта позиция братских отцов оказала влияние на ситуацию в епархии в целом. Они даже переписывались с руководителями иосифлян, стараясь убедить их в неправильности занятой позиции. Так, архим. Лев (Егоров) обменивался письмами с мир. Иосифом. К сожалению, обращение к Владыке архимандрита не сохранилось, но хорошо известен ответ митрополита в феврале 1928 г.: «Дорогой Отче!… Не судите же меня строго и четко усвойте следующее: 1. Я отнюдь не раскольник и зову не к расколу, а к очищению Церкви от сеющих истинный раскол и вызывающих его. 2. Указание другому его заблуждений и неправоты не есть раскол, а, попросту говоря, введение в оглобли разнуздавшегося коня. 3. Отказ принять здравые упреки и указания есть действительно раскол и попрание истины…».

«Я по своим убеждениям являюсь глубоко религиозным человеком, посвятившим всю свою жизнь служению Богу, и целью моей жизни является ведение религиозной пропаганды в массах, поэтому я вел, веду и всегда буду вести религиозную пропаганду среди окружающих меня людей». На предложение же Дрибинского назвать фамилии лиц, ведущих контрреволюционную подрывную работу в лагере, о. Лев ответил, что не может этого сделать: «…мне не известно кто этим занимается, но даже если бы я что-нибудь знал о лицах, ведущих к/р-подрывную работу в лагере, то все равно об этом ничего не сказал бы, так как по моим убеждениям мне чуждо всякое доносительство».

Из следственного дела 1937 г.

26 февраля 1898 г. - родился в с. Опеченский Посад Боровичского уезда Новгородской губернии в семье владельца артели ломовых извозчиков. Окончил историко-филологический факультет С.-Петербургского университета

1915-1918 гг. - окончил 3 курса С.Петербургской Духовной Академии.

1915 г. - пострижен в монахи Александро-Невской Лавры с именем Лев, возведен в сан иеродьякона и иеромонаха.

1919 г. - один из организаторов Александро-Невского братства.

1922 г. - возведен в сан архимандрита.

26 июня 1922 г. - первый арест, два года ссылки. Отбывал ссылку сначала в Оренбургской губернии, а затем в Западно-Казахстанской области.

1926 г. - благочинный монастырских подворий, преподаватель Русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.

1926-1932 гг. - настоятель Феодоровского собора.

18 февраля 1932 г. - арестован по делу Александро-Невского братства. Приговорен к заключению в лагерь сроком на 10 лет.

Раб Твой есмь аз: вразуми мя...

Всем существом своим переживаю так хорошо знакомый воскресник. Н. М. сидит за длинным столом. Вы в стороне пишете мне письмо. Кое-кто спит, воспользовавшись теплотою и убаюкиваемый сладкими речами Н. М. Милый о. Илларион, блестящий тенорок которого сейчас будет покрывать пение братьев и сестёр. Все это так мило и патриархально. Вероятно, кое-кто интересуется Вашими письмами, и Вы в конце делаете передачу по их просьбе их приветствий.

Милые «Крестовики» они и не знали, как я любил их и как грешник молился о них всегда. И только после ареста Владыки Иннокентия и отца Гурия кое-кто почувствовал это... «Я и не знала, что Вы такой...» — не забуду я этой милой непосредственности. Вы хотели бы посмотреть мое служение в Оренбурге?

4 1/2 ч. утра. Уже с час громыхает в потьмах мой сокелейник старичок монах. Раз 10 сбегал во двор, несколько раз в церковь, готовится служить... А впереди еще несколько молитв недочитанных мною вчера из педагогических целей. «Ванятка, вставай». Тот недовольно бурчит что-то, ведь всего 11 лет; я поправляюсь на своем жестком ложе, с удовольствием располагаясь поспать еще часок. Но недовольство добрейшего старичка разрастается, громыхание усиливается. Наконец-то он в церкви. Вскакиваю... на дворе грязно.

Молюсь, темно в церкви. То же, что и в Крестовой, но на половину в уменьшенном размере. Приходят барышни певчие. Они и на поздней будут петь. «До, ля, си», — задаем мы втроем и каждый на свой лад. Загремело, заскрипело и пошло. Девицы верещат отчаянно, мне одному басу, приходится работать за троих. Так было и в два прошлых воскресенья, а теперь я предложил им петь только на поздней.

Как хорошо было последний раз за ранней, нас было всего трое: альт, тенор и бас...

Неспешно и молитвенно проходит ранняя литургия. Уже светает. Немного прозяб. Ухожу читать правило. Из церкви слышится пение панихиды.

Не торопясь проскомидствую. Начинают звонить. Собирается народ. Уже много знакомых лиц. Как легко бы устроить здесь братство, и как некоторые напоминают вас, дорогие мои. Хочется сказать им несколько слов, с трудом пересиливаю себя — «запрещено». Кстати сказать, я никогда не верил в свое дарование проповедования и потому не заботился о его развитии, я знаю, что я педагог и здесь старался быть достойным этого звания. Я и сейчас не верю похвалам Петроградских и Оренбургских слушателей. Близкие всегда из любви стараются найти больше, чем есть на самом деле.

Подходят к кресту. Иногда я пронизываюсь любовью вот к этому и этой... Милые детки — певчие, что-то своё и монашки здесь есть.

«Приходите на спевку» — говорю одной толстоморденькой барышне (тут нет красивых лиц).

Читаю молебен с акафистом несколько утомленный радостью совершенной литургии и общения с людьми. Разоблачаюсь, певчие поджидают.

«Маруся, что же Вы не читали вчера Сподоби Господи?», — говорю, благословляя.

«Отец Лев, вчера уже хотела за Вами посылать».

«Что такое?».

«Опять припадок».

«Астма», — говорю сочувственно.

«Приходите чай пить».

«После обеда?»

Подходит старушка, смотрит на меня пронзительно и сует из под платка два яблока. Я благодарю, несколько смущаюсь.

Вечером акафист. Народу, по здешнему много, человек 60-80. Поём припевы все вместе. Иисусе Сладчайший. Иисусе Предивный! Не могу без волнения вспоминать эти слова: Иисусе Предивный, мучеников крепосте. За спиной кто-то плачет. Иисусе Претихий, — ... на душе уже слезы и тишина... — монахов радосте. Читаю медленно. Нахлынули образы умиленных молитвенников среди бревенчатых стен неведомых мне монастырей... Иисусе Пречестный, девственных целомудрие. Вспоминается милый юноша. Хочет быть монахом, пришел ко мне и долго сидел внизу, стесняясь обеспокоить меня. Целомудренное нервное лицо...

Иисусе, Создателю мой, не забуди мене — подумал о моем одиночестве и с трудом произношу слова:... даждь ми плачь за грехи моя.

Иисусе, желание мое...

Все плачет кто-то за спиной моей. О, нет, я не одинок.

Как бы что-то изливается из души моей в души этих тепло молящихся, милых, дорогих и за что-то уже полюбивших меня моих братий и сестер.

«О, пресладкий и всещедрый Иисусе!» За что Ты посылаешь мне такое тихое блаженство.

Потрясенный я иду в темный алтарь, раскрываю малое Евангелие...Ну, довольно, слишком все это хорошо, чтобы об этом говорить.

Да хранит Вас Бог!

Иером. Лев.

Воскресник — братское собрание в день Воскресный. Отец Лев всегда в нем участвовал.

Николай Михайлович Егоров — родной брат отца Гурия, активный член Братства.

Крестовая церковь была очень большой. Она вмещала 1000 человек.

Перед служением Божественной Литургии совершается Проскомидия. На ней дивным образом соединяются Церковь земная и Церковь небесная. Имена святых и имена как ныне здравствующих, так и усопших священнослужителей и мирян, сливаются на Проскомидии воедино. Потому отцы Братства Иннокентий, Гурий и Лев и стремились всегда начать Проскомидию пораньше, чтобы успеть помянуть на ней по возможности всех.

На Великой вечерне, с которой начинается Всенощное бдение, совершаемое накануне воскресных и праздничных дней, молитву: Сподоби Господи вечер сей без греха сохранитеся нам... иногда поют, а иногда поручают кому-то прочесть.

Акафист Иисусу Сладчайшему, икос 1, стих 6.

Следующий стих этого же икоса.

Икос 1, стих 11.

Икос 2, стих 11.

Икос 6, стих 9.

Икос 8, стих 10.

Кондак 13. Начальные слова.

Мир и радость от Господа братьям и сестрам Александро-Невского Братства.

Поздравляю всех вас с праздником Рождества Христова.

Благодарю всех писавших мне; на каждое письмо я ответил без промедления. Вероятно, некоторые письма, как Ваши, так и мои, пропали; чтобы не подумали не получившие от меня ответа, что это произошло по моей беспечности, прилагаю список полученных писем с ответами на них.

Благодаря этим письмам я живу, как бы вместе с вами, хотя должен сознаться, многое для меня не ясно.

Как будто, среди вас есть течение в сторону унии с Ж. Ц.; хотелось бы предупредить наше Братство от этого опасного соглашательства.

Надо быть более осторожными с только что появившейся ересью, или расколом, чем со старыми. Ибо последние в большинстве случаев и не хотят быть похожими на православную Церковь, а первые, еще по привычке питаясь соками своей недавней Матери Церкви, всеми силами стараются походить на Нее. Так и Ж. Ц. многим кажется православною, не будучи таковой.

Я очень часто вспоминаю наше Братство и ставлю его в пример здешним деятелям.

Чем вы назидаете нас, провинциалов?

Редко встречается столь возвышенное и глубокое религиозно-нравственное воспитание. Удивляет всех любовь к уставному служению, но более всего привлекает внимание ваше служение миру: дети, больницы, тюрьмы, взаимопомощь и пр.

Думается, вы не забыли наши заветы:

Детям — первое место в Братстве.

Каждый братчик и братчица должны иметь какое-либо дело в Братстве.

Несколько слов о себе.

Живу по-прежнему на подворье. Материально обеспечен довольно сносно.

Но церковная служба глубоко неудовлетворительна. Даже архиерейские службы лишены всякой последовательности в деле сохранения устава. Епископ и епархиальное управление находятся в руках живоцерковников. Поэтому мы терпим гонение от них. Епархиальное управление мне уже вторично запретило и богослужение и проповеди, хотя все это объясняется чисто материальными интересами.

В нашу маленькую церковь стало ходить много народу.

Да сохранит всех вас Господь от всякого зла.

Молюсь за каждого поименно.

Иером. Лев.

Жду Катю и Веру, или кого-либо другого с нетерпением. Напишите когда приедете. Встречу.

Оренбург

Имеется ввиду старообрядческая ересь или раскол.

Здесь отец Лев себя по смирению относит к провинциалам, и деятельности Братства, назидающей провинциалов, дает в следующем абзаце емкую, прекрасную характеристику.

Передать Братству на Пасху.

Христос Воскресе!

Милое, дорогое, безконечно близкое Братство. Да хранит тебя Бог! Ты для меня — прошлое, но безконечно дорогое прошлое: ведь уже с июня месяца я не был в Твоей семье, хотя душой и мыслью всегда с ней.

Да и могу ли забыть Вас, членов этой семьи, когда с монашеского детства — среди Вас и живу Вашими интересами, как вы нашими. Буди благословен каждый час нашей молитвы с до сих пор любящим и любимым владыкой Иннокентиеми с братом, частью души моей, ныне страждущим отцом Гурием.

Посмотрел бы на них, поклонился бы их страданиям, насладился бы их любовью, но немощное тело приковано к диким степям, дух же страдает, тоскует и грустит неисцельно...

Могу ли забыть всегда ровного «старца», наставника монашествующих, — отца Варсонофия, стойкого отца Варлаама; одно воспоминание о Л. Д. «тайном монахе» (так в душе я называл его) согревает мою душу. Как трогательно заботится он о «дорогих батюшках». Сколько любви было у Н. М. к нашему Братству, какой серьезный благородный тон давал он ему. Не лишайте себя общения с ним, он незаменим для Братства. Как бы я хотел его видеть и насладиться и усладиться его всегда умной, смиренной беседой. Как живой передо мной Н. М. с маленькой усмешкой, с красивой речью и немного трескучим голосом.

Слышу нежные интонации проповеди Ник. Ник., и всех наших благовестников воспроизвожу в памяти.

Помнят ли братские законоучительницы наши собрания. Я так живо воскрешаю в своей памяти каждую из них и думаю, что они главные наши пчелки, собирающие мед для питания улья. Вспоминаю наших регентш Л. Н. и В. Н., наших уставщиц. Они, думаю, не бранили бы меня, если бы повидали мои битвы за устав в «Пантелеимоновой часовне».

«Монашки», сестры милые, наш врач Е. Е... не достанет и время и места поименно всех вас вспомнить. Но я уже сегодня и вчера всех поименно поминал и завтра и после буду поминать по своему красивому помяннику, подаренному мне на Оренбургские именины улетевшей Катей.

Не обидьтесь, что и любимейших не всех вспомянул.

«Подростки», III группы, «детские группы о. Льва» — мое безценное сокровище, растите в вере и любите Святую Церковь! Вы — главная моя забота, моя радость, надежда Православия. Когда я гляжу в ваши глаза — я вижу Небо, забываю скорбь, опять верю людям...

Когда каетесь в своих грехах, когда вы молитесь, и, особенно, когда причащаетесь, — я — в жилище Ангелов, забываю свое убожество, грехи, перстность своего состава. О, как я люблю каждого и каждую из Вас!

Да будет с Вами Ангел Хранитель, да благословит Господь и семью, воспитавшую Вас. Молитесь за о. Льва!..

Утешайтесь радостью общения в молитве и служении словом и деяниями, родное Братство, сеющее сейчас слезы!

Нас не разлучит ни скорбь, ни теснота, ни гонение, ни дальность пути! Разбросанные и разделенные верстами или улицами, мы — едино сердце и у нас едины уста, всегда православно воспевающие по чину и благообразно великое имя Иисуса Христа!

Иеромонах Лев

27/14 - III1923 г.

Оренбург.

Его после ареста в октябре 1922 года сослали в Архангельск.

Вскоре после ареста архимандрит Гурий заболел, и его поместили в тюремную больницу имени Гааза. В ней в очень тяжелых условиях он находился до 31 мая 1923 года.

Игумен Варсонофий Веревкин, с 1922 по 1932 год окормлявший в Старом Петергофе сестер усердствующих в подвиге. Приоткрыл он им за эти 10 лет тайну монашества, и они после его кончины в Новгороде в 1939 году продолжили его дело: явили миру своей чуткостью ко всем, кто окружал их, дивную красоту сокровенного монашеского делания.

Архимандрит Варлаам, стойкость которого раскрывается перед нами и в письмах его, и в дневнике.

Леонид Дмитриевич Аксенов. О нем, как о тайном монахе, говорится в дневнике отца Варлаама от 5 мая 1930 года. Он пишет, что во сне видел то, как готовились к отпеванию якобы умершего Л. Д., спевались, почему-то, петь антифоны, полагающиеся по чину монашеского погребения, но само отпевание не видел.

Николай Михайлович Егоров — родной брат отца Гурия.

Николай Николаевич Киселев (1901-1942) — родной брат Веры Николаевны, у которой хранился до её кончины дневник архимандрита Варлаама.

Законоучительницы — это те, кто вели занятия по изучению Закона Божия.

Лидия Николаевна — дочь известного историка Суворова, как уже говорилось, была женой Николая Николаевича Киселева. Некоторое время она была регентом братского хора. Отметим, что она любила не только пение, но и живопись. Скончалась Лидия Николаевна в Ленинграде 13 января 1967 года. До конца дней своих она соблюдала благочестивый обычай причащаться Святых Христовых Тайн в Лазареву субботу в Никольском кафедральном соборе.

Вера Николаевна Киселева.

Здесь отец Лев имеет в виду то, что владыка Иннокентий и он сам разделены с членами Братства, с отцом Гурием и друг с другом верстами, а отец Гурий, находившийся в тюремной больнице, - улицами.

Да хранит вас всех Господь!

Дорогие отцы, братчики и братчицы.

Осложнения в жизни ссыльных Оренбургского] Кр[ая] лишили меня возможности ответить Спасск[ому] бр-ву, Нат[алии] Ник[олаевне] и некоторым другим так, как хотелось бы. Да и самому Братству пришлось писать как Иннокентию Гурьевичу Львовскому! Что же делать. Простите эту невольную небрежность. Так много хотелось бы сказать, а еще больше услышать о Вас, дорогие мои друзья.

Теперь, как никогда нужны стоятели за истину Православных, а каждый из Вас должен быть таковым. Нет ничего более опасного, как компромиссный путь!

Мы с Вами должны помнить, что 170 епископов заточенных и сосланных и множество священных лиц, а также некоторые из мирского чина, не съезжавшиеся никогда, составили все же собор по вопросу о признании новоявленного В.Ц. У.Вы должны считаться с их неписанным определением: «мы не можем подчиниться раскольникам». Не забывайте, что наша вера в Бога испытывается двумя огнями: отречением от благ временных, как показанием что там лучшее мы получим, а 2-х исповеданием Христа среди детей, среди взрослых, т. е. практический деятельностию. Пусть ваша любовь развивается и укрепляется чрез служение детям и взрослым.

Уже в третий раз благодарю вас за ценный подарок к моим именинам. Господь мира да даст вам мир! О всех вас молюсь поименно.

Иеромонах Лев.

7/20 VI - 1923 г.

Привезшим сие прошу оказать любовь и заботу, как моим ближайшим друзьям и преданным Господу людям.

Основателей и первых руководителей Братства иеромонахов Иннокентия, Гурия и Льва называли иногда для краткости ИНГУРЛЕВ. Теперь, когда преследования ожесточились, отец Лев соединил их в одну фамилию, созвучную фамилиям тем людей, которые осуществляли тогда гонение на Церковь.

Высшее Церковное Управление — так была названа канцелярия патриарха Тихона, захваченная обновленцами после ареста Патриарха в мае 1922 года.

Дорогие друзья!

Хотелось бы утешить Вас хотя бы этими строками, в постигшей Вас утрате.

Молитесь об отошедших, чтобы Господь дал им благодушно и в терпении насаждать пшеницу, которую пожнут страдальцы в Царствии Отца их. А вы, взирая на мужество их, укрепляйтесь духом, исполняя то делание, которое они начали совершать при вас.

Царствие Божие силою берется; а сильным нужно много упражнять свои силы. Стройте же Христово здание. Не только большие камни ворочайте; не забудьте и щебня. Ведь в Америке дома строят из мелкого, мелкого песку, конечно смешанного с цементом. Так и вы позаботьтесь и о песке! Умоляю вас об этом! Без него ничего не выйдет.

Итак, утешайтесь, строя маленький домик Господь Вам в помощь! 23/6-VII1923 г.

Иером. Лев

Это письмо написано в связи с тем, что в июне 1923 года архимандрита Гурия из тюремной больницы в Петрограде отправили в ссылку на Север в поселок Усть-Цильма на реке Печора. Примерно тогда же и епископа Иннокентия из Архангельска перевели в Усть-Цильму. Это и называет отец Лев утратой, и ниже призывает к молитве об отошедших (т.е. о владыке Иннокентии и отце Гурие) и к подражанию им.

В конце данного письма отец Лев вместо своей подписи изобразил треугольник с вершинами И [Иннокентий], Г [Гурий], Л [Лев]. Этим он явил, во-первых, своё единство с епископом Иннокентием и архимандритом Гурием и, во-вторых, об-разно пожелал: Дорогие друзья!.. Стройте Христово здание — храмину души своей, следуя заветам отцов Ваших — узников Христовых.

В соответствии со списком писем отцов, составленном епископом Гурием в Ташкенте в начале 50-х годов, это письмо написано в Оренбурге 6 июля 1923 года по новому стилю.

Христос Воскресе!

Милая Оля, спасибо за обстоятельное письмо. Не отвечал, т. к. был очень занят, да и попутчика не было.

Письма Вл. Иннокентия очень бы хотел получать. Т. к. бесконечно люблю его и ценю его ученость и доброе сердце. Я весьма грущу за него; ведь, для него в особенности тяжела ссылка, где нет условий, среди которых могла бы процветать его ученая деятельность.

В теперешнее время надо с особою силою отстаивать мысль, что богослужебная реформа должна развиваться в рамках, поставленных ей предшествовавшей традицией. А Владыка не только в кабинете работал, но, как человек одаренный музыкальными способностями, большим умом и красноречием, успел проповедовать, воплощая свои идеи в те чины и подробности богослужебной практики, которые так хорошо знакомы нашему братству. А помните, доводившую его до слез, доброту и отзывчивость на нужды нас, меньшой братии. Я живо представляю себе его болезненно сжатый лоб и как бы сердитые глаза, странно противоречившие добрым словам и потокам любви, изливавшимся и из мозгов, и от сердца, и от правой руки, скрывавшей кусок хлеба от левой, и рекам добродушия, вздымавшимся за его стопами!

Пусть бы он поберег себя и свел на нет деятельность, дающую безплатный проезд по железным и проселочным дорогам.

Простите и передайте поздравления всем знаемым.

Иером. Лев.

Ольга Георгиевна Нелидова.

Пасха в 1923 году была 26 марта — 8 апреля. Празднуется она 40 дней. Поэтому данное письмо написано в конце апреля или в начале мая.

Heпрестаю молиться о вас и просить, чтобы вы исполнялись познанием воли Его, всякой премудрости и воли.

Взял ваше письмо милые горячо мною любимые Нюра, Тамара, Клава, Надя, Маруся и вспомнил...

Я уже ложился спать... Вверху гремела грубая музыка.

Уже три месяца я сидел, и не знал, когда окончится это мучение. Казалось, никогда...

«Лев Егоров!», — крикнул сторож.

Я быстро привел себя в порядок.

Железная дверная решетка отворилась.

«К вам сейчас спустятся», — сказал некто, и поднялся наверх.

Как вы любили тогда меня...

Я возвратился и уже не тяжки были своды тюрьмы.

Милые славные девочки, сколько озлобленных людей; к ним никто никогда не приходил и не говорил ласкового слова. И у вас, и здесь, в далёком Оренбурге, я испытал на себе, как согревает чужая любовь и сочувствие.

Позволяю написать о себе, потому что говорят, некоторые интересуются нашей жизнью.

Сегодня Михайлов день. Был приглашен на поминальный обед к одному богачу здешнему. Там «ставили столы». Служу литию... После ектении поют «зряща мя безгласна...».

Диакон налил в стакан сладкий сок вишни и мы выпили сей напиток.

Пообедали. Выходим, а в прихожей уже ждут новые 20-25 человек и «нища братия» уже здесь.

«Батюшка, здравствуй!», — кричит мне один блаженный.

«Здравствуй, здравствуй; я ведь тебя встречал раз на улице», — говорю я ласково, и похлопал его по плечу.

Глупая усмешка прошла. Он сделался серьезным и твердо сказал:

«Благослови, батюшка».

В засос целует руку.

Я оказал ему немного внимания, и он уже сделался моим другом.

В три часа пошел в женский монастырь, к м [атушке] Рафаиле.

Дорогой встречаю келейницу игумении.

А я за вами, думали, что не придете». С м [атушкой] игуменьей целуемся рука в руку, благословляя именинницу, кланяюсь монашкам в белых платочках.

Приходят и уходят. А я сижу. Сыт еще от обеда. Уговаривают сидеть и не уходить еще в форштадт; уже темнеет, и страшно, могут убить и ограбить (здесь это довольно часто встречается).

«Мы уже так беспокоились намедни о вас: дошли ли вы до дому».

А я уже и прирос к дивану; какие они милые, согревается душа их заботами.

Наконец, уже стемнело. Я, дав обещание прийти к ним завтра, ухожу.

«Пойду-ка в форштадт».

Темная, грязная, огромная площадь...

Наконец, у Петроградских батюшек. Узнаю, что Петроградские едут послезавтра. В столовой сидят отцы и строчат письма в Петроград. Пробираю Ал. Мих. за то, что он играет в карты и, просидев 2 часа, иду через Советскую улицу (наш Невский). Крюк, но безопасно.

Как противна эта гуляющая публика!

Прихожу домой, два раза нырнув в огромные лужи.

Старичек иеромонах недоволен: «Два раза присылали, очень недовольны».

«Сейчас поздно», — говорю я, готовый к самопожертвованию.

«Не знаю уж...»

«Ну, ладно, завтра сходим».

«Завтра уж иное дело. Обещали вчера — обманули».

«Ну, уж вчера то вы, о. М. виноваты. Прошлепали по грязи, а дома его не нашли».

«Главное дело — квартирка, сегодня бы мы все это обработали... А завтра день постный — среда».

Я пью чай и сажусь за письма. Уже 4 часа. В 8 — к обедне! Мы хотим снять квартирку для паломников к нашим батюшкам. С этою отчасти, целью я согласился пойти к обманутому нами человеку, но задержался у батюшек, считая обсуждение кой-каких вопросов более важным делом, чем гости.

Итак, можем ли мы, сами обласканные незаслуженно, быть равнодушными к соседу?

Мой искренний совет вам всем учиться, чтобы иметь какую либо профессию, полезную для озлобленного телом или душой соседа.

Богомольный самолюбец похож на богача: он отламывает поклоны, отваливает деньги — помин души, постоянно за свечным ящиком усердно молится, принимает батюшек, соблюдает посты, но денежки то не выпускает из кованого сундука.

У нас богатство — вера, ласка, возможность помощи, к которой мы должны подготовляться учением (мы религиозны) да и то не очень, но богатство свое припрятываем от близких.

Наши посты, поклоны и пр. — «жертва», а «милость» — помощь ближним (к чему мы и должны готовиться). Христос сказал: «Пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы»? (Мф.9,13).

Милые мои, готовьтесь быть кем-нибудь: учительницей, доктором, сестрой милосердия и пр. Тогда бесконечно будет приятна Богу ваша молитва, пост и поклоны.

Это все для своего назидания вспоминаю, ибо и сам ничего не делаю.

Помолитесь же, чтобы Господь разрушил преграды, мешающие мне благовествовать Его Евангелие.

Господь да сохранит Вас.

Иеромонах Лев.

Оренбург, Каргалинская 43

Церковно-славянское слово «озлобление» означает угнетение, притеснение, бедствие. В соответствии с этим отец Лев называет здесь озлобленным того человека, которого угнетают, притесняют.

Дорогие, снова и снова пишу вам!

Умоляю вас ответить: где о. Гурий? Здоров ли он?

Единственная В. И. вспомнила меня и прислала сведения об о. Гурии и о других лицах, а вы, милые, добрые — заставляете меня томиться в тяжелом неведении!

Получил ли В. М. мою телеграмму и заказное письмо? Если получил, то почему не ответил? Не откажите зайти к нему сегодня же...

Простите мою настойчивость: не знаю, кому и писать. Даже Е. А. молчит. Скажите ей, что если на этих днях не получу от нее писем, ничего от меня не прочтет и она. Ужасно огорчен отсутствием сведений. А я то хотел предложить вам приехать в нашу Карреспублику.

Посмотрели бы верблюдов, поели бы кишмишу, приготовил для приезжих мягкую шубенку, ибо здесь «бик еле тюгел» — не очень тепло.

Ну, да Бог с вами

Я и здесь не одинок. Не только потому что вы все в моем сердце, не потому только, что мой Владыка унизил себя до раба Своего, но и потому что «новые люди» не только речами своими, но и горячим сочувствием сглаживают мое одиночество.

Сгрустнулось...

Добрый старик, не книжный, но прекрасный сердцем, сел напротив и издалека начинает речь, понятную лишь сердцу, но ни в коем случае не разуму: «грустно бывает... говорят — попривыкнешь этак! Конечно, как сказать, маленько того — это грешно. Стремления, конечно к чему-то, но воля Божия...».

Пахнет от сапог навозом, а от «тулупчика», под которым он спит, не раздеваясь, кислой овчиной. Чем не киргизская кибитка!

Но Твой, и только Твой есмь аз!

Вразуми меня, чтобы и здесь видеть ступень к совершенству.

Деньги еще есть, но нужно уже заняться каким-либо делом. Разве дело — ведение книг, обучение грамоте послушников и научение брести по служебнику старичка иеромонаха, хорик церковный, приучение их к церковному чтению, чреда в служении?!

Зашел к сестре Валентине и пел, попросил починить зимнюю скуфейку. Говорю о милом студенчестве и о годах учения, слушают мудрую повесть о девушке, отказавшейся от приданого и поблекшей уже в монастыре, смотрю, как ловкие пальцы, оторванные от своей работы, быстро разорвали Петроградские скрепы и с насмешкой стали мерить голову и сшивать вновь. Уговорился с завтрашнего дня делать туфли под их руководством и двинулся, соскучившись дальше. Поднялся под веревки с бельем, вступаю в грязноватую кухню. Чувствуется какая то неловкость, что нарушаю обычный ход семейной жизни. Отбирают скуфью. Шипит самовар, еда... есть не хочется. Через 10 минут договариваемся, что везти сюда едущим из Петрограда. Большой спрос на учебные книги. Особенно на подержанный ситец, самый плохой идет лучше всего. 3 №/2 м., нитки 11/2 м.

Посидел с больным и, затрудняясь протянул руку, как делают здесь батюшки и, чувствуя их непривычку брать благословение, раскланиваюсь и, согласившись придти в воскресение обедать, ухожу домой. Скучно...

Вспоминаю, как проходя сегодня мимо кладбища, я молился, чтоб Господь дал заработок и вот уже учусь шить туфли и даже получил заказ на несколько пар, получил предложение или, правильнее, совет вывесить объявление об уроках. А я то так уныл! И здесь Он научает Своего раба, так быстро отзываясь на его молитвы.

Всюду отступничество от правой веры, запутанность и желание лишь сохранить свои животы!

Есть ли еще церкви Божии, верные, православные, остались ли еще архиереи, правящие в полной благодати?

Вот чего ради жду я ваших писем. Кате Л. начал писать, да что-то не то.

Все-таки решил писать вам.

ИЕРОМОНАХ ЛЕВ

Господь наш Иисус Христос.

С. А. Зегжда. Александро-Невское братство. СПб., 2009 г. С. 218-229.

Лит.:

1. Минувшее: Исторический альманах. 15. М.; СПб.: Atheneum: Феникс, 1993. 656с.; ил. С.426,427,434,439-441,451,465,473,503,513,516,608.
2. Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии: XX столетие. СПб., 1999. С.48.
3. Краснов-Левитин А.Э. Лихие годы: 1925-1941. Воспоминания. Paris: YMCA-PRESS, 1977. С.88.
4. Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии: ХХ столетие. 2-е издание дополненное. СПб., 2002. 280с. С.103.
5. Санкт-Петербургский мартиролог. СПб.: Изд-во "Миръ", "Общество святителя Василия Великого", 2002. 416с. С.103.
6. Осипова И.И. "Сквозь огнь мучений и воды слез...": Гонения на Истинно-Православную Церковь: По материалам следственных и лагерных дел заключенных. М.: Серебряные нити, 1998. С.268.
7. Выписка из журнала заседания Священного Синода Русской Православной Церкви от 7 мая 2003 года под председательством Патриарха Алексия II.
8. Священномученик архимандрит Лев (Егоров)// Церковный вестник. 2003. N 5. С.6-7.
9. Павлов С.М. И наступит день...: Очерки о политических репрессиях против церкви. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2003. С.75-83.
10. Шкаровский М.В. Александро-Невское братство: 1918-1932гг. СПб., 2003. С.212-215.
11. С. А. Зегжда. Александро-Невское братство. СПб., 2009 г. С. 218-229.
    

Родился в мещанской семье, отец был владельцем артели петербургских ломовых извозчиков. В семье было пятеро детей, в том числе Николай (будущий профессор теоретической механики в технологическом институте Петербурга), Леонид (будущий архимандрит Лев), Вера, Василий. Родители рано умерли, дети воспитывались у дяди, который был заведующим Александро-Невским рынком.

В 1911 году окончил Санкт-Петербургское Петровское коммерческое училище с званием кандидата коммерческих наук. Отказался от выгодных карьерных предложений, желая принять монашество. Поехал в Оптину пустынь к старцу иеросхимонаху Анатолию, а затем посетил известного протоиерея Егора Коссова. Эти встречи утвердили его в стремлении стать монахом и священника.

В 1912 году поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. В 1914-1915 годах, прервав обучение, служил на фронте братом милосердия, заболел туберкулезом легких и после лечения вернулся в академию. 4 декабря 1915 пострижен в монахи и 6 декабря рукоположен во иеромонаха. В 1917 окончил Петроградскую духовную академию, кандидат богословия.

Александро-Невское братство

Получив священный сан, отец Гурий развил очень энергичную пастырскую деятельность. Ему было поручено священнослужение (по воскресеньям и праздничным дням) в женском монастыре, находящемся в Лужском уезде, близ ст. Плюсса, сравнительно недалеко от Петрограда. Ко времени посвящения о. Гурия уже имел священный сан его брат Леонид, также постригшийся в монахи с именем Лев. К двум отцам - Льву и Гурию - присоединился иеромонах Иннокентий (Тихонов), получивший архиерейский сан. Братья Егоровы (так скоро стали называть в народе отцов Льва и Гурия) развили вместе с о. Иннокентием интенсивную миссионерскую деятельность.

Они «пошли в народ», то есть обратились преимущественно к рабочим и к самому бедному, деклассированному и злоупотребляющему алкоголем люду. Местом их деятельности стал теперешний Литовский проспект. Там братья сняли комнату и проводили в ней беседы для народа - рассказывали те или иные события из Священной истории, сопровождая это показом диапозитивов, вели беседы о жизни, преимущественно выступая против алкоголизма. Отец Иннокентий любил разъяснять богослужение. Естественно, что к этому дому примкнули активисты, которые стали называть себя «Братством святого Александра Невского», в котором, впрочем, не было организационных форм. Каждый близкий к деятельности «братьев Егоровых» мог назвать себя членом этого братства.

После окончания академии был принят в братию Александро-Невской Лавры. С 1922 - архимандрит; настоятель Крестовой митрополичьей церкви.

Аресты и ссылки

1 июня 1922 года был арестован. 4 января 1923 года осужден к трем годам ссылки в Туркмению. Вернувшись в Ленинград, отец Гурий был назначен настоятелем киновии Александро-Невской Лавры, расположенной на правом берегу Невы (1925-1926 годы). В 1926-1928 гг. - настоятель церкви Киевского подворья. Вокруг него, его брата Льва и о. Варлаама (Сацердотского) снова группировались верующие из Александро-Невского братства. Арестован 27 мая 1927 года (по делу богословско-пастырского училища), а затем 24 декабря 1928 года. Приговорен 22 июля 1929 года к заключению в лагерь сроком на 5 лет. Отбывал свой срок на строительстве Беломорканала, вначале был лесорубом, затем, как человек, знающий бухгалтерию, был переведен в контору, работал бухгалтером и кассиром.

Жизнь в Средней Азии

После освобождения жил у родственников в Ташкенте и Фергане. Служил литургию в домашних условиях по благословению митрополита Арсения (Стадницкого). Вокруг него создалась небольшая община, в которую входил, в частности, будущий митрополит Иоанн (Вендланд), которого архимандрит Гурий постриг в монашество. С 1944 служил открыто. В 1944 стал настоятелем Покровского собора Самарканда, исполнял обязанности секретаря епархиального управления.

Наместник лавры

С 1945 года - почетный настоятель Ильинской церкви в Загорске (ныне вновь Сергиев Посад). В этот период написал работу «Патриарх Сергий как богослов», позднее опубликованную в книге «Патриарх Сергий и его духовное наследство». М., 1947. В 1945-1946 годах - наместник вновь открытой Троице-Сергиевой Лавры. На этом посту активно восстанавливал монашеские традиции.

Архиерей

25 августа 1946 хиротонисан в московском Богоявленском соборе во епископа Ташкентского и Средне-Азиатского; с 25 февраля 1952 - архиепископ. В период его архиерейства в епархии служили многие выдающиеся священники - Иоанн (Вендланд), будущий епископ Стефан (Никитин), протоиерей (затем архимандрит) Борис (Холчев) и др.

Участвовал в Совещании глав и представителей православных церквей в связи с празднованием 500-летия автокефалии Русской православной церкви, где выступил с содокладом на тему «Отношение Православной церкви к англиканской иерархии». Был противником экуменизма и западного влияния на Русскую церковь.

С 26 января 1953 - архиепископ Саратовский и Сталинградский; с 31 мая 1954 года - Черниговский и Нежинский, с 19 октября 1955 года - Днепропетровский и Запорожский. С 21 мая 1959 года - митрополит Минский и Белорусский; с 19 сентября 1960 - Ленинградский и Ладожский. В этот период был уже серьезно болен, не мог противостоять антицерковной кампании власти, инициированной Н. С. Хрущевым. Попросил перевести его в более спокойную епархию.

С 14 ноября 1961 - митрополит Симферопольский и Крымский. Одновременно управлял Днепропетровской епархией. Несмотря на болезнь, часто совершал богослужения. Скончался в Симферополе, погребен на городском Всехсвятском кладбище.

Скончался 12 июля 1965 года; погребён 15 июля: богослужение возглавил митрополит Иоанн (Кухтин) (бывший Пражский).

^ АЛЕКСАНДРО-НЕВСКАЯ ЛАВРА
Меня спешно эвакуировали в Тихвин, в военный госпиталь; чтобы спасти от рук белогвардейцев, нас, раненых, эвакуировали. Я попал в передвиж­ной госпиталь. Год находился в помещении трапезной и на­стоятельских покоев в Тихвинском монастыре. Я спокойно ле­жал там и долечивался, На мое счастье и радость, я, в тапочках и халате, каждый день ходил к обедне и ко всенощной, на утреню и полунощницу. Там я жил, пока меня оттуда не выпи­сали.

Я остался в Тихвине жить и работать - лектором в военных госпиталях. Там три госпиталя было. Я читал общеобразова­тельные лекции, чтобы утешать раненых.

Там же произошло мое знакомство с будущим Святейшим Патриархом Алексием (Симанским). Там я стал его иподиако­ном, в Тихвине. Вот я и совмещал: и лектор, и иподьякон у епископа Тихвинского. Он приезжал два раза в год сюда, и давал мне от Патриарха Тихона Московского поручения (со­вершенно секретные, то есть, я разъезжал по заключенным архиереям и поддерживал связь этих архиереев с Патриархом и с Новгородским митрополитом, и с Ленинградским митро­политом),

Я был хорошо одет. Держал себя очень прилично. Мне до­веряли большие тайны. Потом я проник в тюрьму, где сидел Новгородский архиерей Арсений. С ним познакомился. Это был воспитатель и благодетель Патриарха Алексия. Он на го­лову был выше меня, с такой шевелюрой, огромной бородой, рука в два раза больше моей." Батюшка впервые увидел Александро-Невскую лавру, когда ему было 15 лет. Было воскресе­нье, шла литургия. Пел архиерейский хор - 80 мальчиков. Его изумлению не было предела. Батюшка не мог забыть эту кра­соту: "Вы представляете себе?! Это тоненькие колокольчики - отроков молитва! Они жили в специальном корпусе за лаврой.

И вот его сердечное влечение, желание Господь исполняет. Владыка Алексий направляет его в Питер: "Надо устраиваться по-настоящему". Владыка Алексий очень любил Батюшку. Батюшка с упоением рассказывал свои впечатления о лавре и Питере.

"И вот, тогда я удостоился чести участвовать в Крестном ходе в воскресенье, будучи иподьяконом у будущего Святей­шего Патриарха Алексия: из Казанского собора в Александро-Невскую лавру. Значит, весь Невский я прошел пешочком иподьяконом, то есть со свечами. Я шел с трикирием, я был старший. А он был в красном облачении, в красной митре. Очаровательный красавец, черные локоны. И мы собирали все Крестные ходы к себе в лавру, шли по Невскому. Шли три часа. Со всех улиц шли крестные ходы с иконами, обычай такой - в лавру. А в лавре нас встречал митрополит с братией. Мы вливались туда, в собор.

Я видел - это был первый триумф в моей жизни - я видел всю эту красоту Александро-Невской лавры.

Опять я увидел монастырь. Надо собираться. Это был 1921 год, май месяц. Нашел тележку такую, на четырех колесиках, положил мой чемодан, свернул матрац с подушкой и поехал по Невскому проспекту из квартиры в лавру. В черных лако­вых ботинках, в черном костюме".

А почему пешком? Транспорта не было?

Как же комбриги ходили? "Лошадиные комбриги"... А я торжественно шел пешком...

Иеромонах Гурий (он умер митрополитом) провел меня через всю лавру.

А как же вы с ним познакомились?

А тогда же, в воскресенье, когда шли Крестным ходом. Он (Гурий) подошел ко мне, познакомились. Свою тележку, чемодан - прямо к нему в Крестовую, в покои. Я там жил полгода у них. Был послушником в Крестовой церкви на территории лавры, от митрополии. А потом мне надоело. Там было знаменитое Иоанна Богослова братство, а в нем до 80 девушек - будущих монахинь. Собирались, читали свои доклады. Лосский приезжал, знаменитый богослов. Большие богословы приезжали.

Девушки пели всенощную, обедню в лавре. Там они завели женскую такую лавру. Мне это надоело. Я пошел к будущему владыке Николаю (Ярушевичу) - наместнику лавры: "Надоело мне, отец наместник, возьмите меня к себе в лавру послушни­ком." Он был в восторге. Переполох был ужасный. Владыка Вениамин обиделся на меня, что я так поступил. Ну что ж! Он понял, что эта среда девушек, это братство, оно было мне не нужно. Будущий владыка Николай тут же дал келию отдель­ную. Мы жили под собором. Лампадки чистили, со свечой ходили на Малый вход. А хозяева у меня в келии были крысы. Голод был, хлеб видели один раз в месяц, кормились мороженной картошкой."

В лавре Батюшка был келейником иеросхимонаха Симео­на, затворника, который был последним духовником лавры. Это был великий старец. Как и преподобный Серафим Саров­ский, он стоял тысячу дней и ночей коленопреклоненно и молился о спасении народа и страны Российской в то страш­ное время. Он предсказал Алексею (Симанскому), что тот будет Патриархом.

"Когда мама узнала, что я уже в Крестовой церкви по­слушником, она пришла: "Значит, ты здесь останешься?!" Я говорю: "Да." Я вышел в подряснике уже. "Все-таки мне надо тебе передать костюм, часы отца, перстни." Я говорю: "Они мне не нужны." Я сложил их аккуратно в пакетик и отдал. И мы расстались. Целый год больше не виделись. "Знай, что ты оскорбил нас всех, оскорбил наш род, и мы тебя вычеркиваем из списка живых и мертвых." А меня это нисколько не задело, я говорю: "Пожалуйста, мне это безразлично. Я вас не пони­маю." Но я, конечно, их извинил. У меня ничего не было - ни печали, ни обиды, ничего. Разный мир. Я ушел от мира, мечтаю стать монахом и отдать свою жизнь именно на этом пути пол­ного отречения от мира. Я не надеялся даже быть иеромона­хом, потому что рука не работала, была она у меня на перевя­зи, писал я левой рукой.

Потом я поступил преподавателем рисования и черчения в среднюю школу. Есть было нечего. Лавра ни копейки мне не давала, трапезы не было, ничего не было. И вот я левой рукой рисовал, чертил, давал уроки в десятилетке. У меня вид был такой, что они и не подумали, что я будущий монах. "Где вы живете?" Дал какой-то приблизительный адрес, и они успоко­ились, пока постепенно не узнали, кто я такой. "Больше к нам не приходите." - Я сдал свою работу и все. - "Оказывается вы будущий поп?" - Я говорю: "Да." - "Получите паек и прощай­те!"

Потом вынужден был попасть воспитателем в общежитие малолетних преступников. Меня отвели в здание Академии, бывшей Духовной Академии, за лаврой. Я по утрам ходил туда. У меня было три класса этих зверенышей. Я там пробыл пять дней, больше я не мог терпеть, я весь этот ужас преступного мира увидел. Это было малыши неизвестных родителей, кото­рые были подобраны на улице - "уркачи".
^ ПОСТРИЖЕНИЕ В МОНАХИ
В 1921 году Батюшка поехал за благословением на постриг к отцу Михаилу, на Карповку. После литургии тот сам подошел к Батюшке: "Будущий монах пришел, монах пришел! А я тебя помню хорошо. Помнишь, я тебя спрашивал: "Да святится Имя Твое", а ты мне ничего не сказал, а теперь хочешь в монахи идти? Иди в монахи, мона­хом будешь." Заплакал. Два раза благословил: "Иди в монахи, монахом будешь!"

"Меня вызвали на пострижение в монашество. А накануне пострига я был на исповеди и подписал все присяги; не под­стригаться, не бриться, не резать волосы никогда, не снимать духовное платье, не ходить в кино, ни в ресторан - никуда. Три бумаги - письменные присяги. Поэтому монаху бриться, под­стригаться - было клятвопреступлением. Одеть какой-то штат­ский костюм? Ходить в общую баню? Это значило посмеять­ся над мантией!"

25 марта 1922 года был совершен постриг Батюшки в ман­тию с именем Симеон, в честь Симеона Богоприимца.

"Постриг в мантию я принял от владыки Николая (Ярушевича) 25 марта, с именем Симеон. При постриге в монашество владыка произнес приветственное слово на 45 минут, объяс­няя, что такое праведность. И в залог того, что я запомню это слово, вынес икону Иоанна Богослова. А Богослов-то - Лю­бовь! Без любви ведь не может быть ни благочестия, ни праведности. Любовь к Богу, любовь к людям - вот эта любовь дает и праведность и благочестие.

Праведность - это состояние сердца, усвоение Христова закона сердцем, то есть смирения, кротости, долготерпения, целомудрия, исповедничества - это праведность. Благочестие - исполнение положенных обрядов и положений, установлен­ных Церковью; посты, хождение в Церковь, все твое поведе­ние.

Вот почему праведный Симеон Богоприимец имел два свой­ства: он был праведен и благочестив. Сначала было благочес­тие, которое потом дало праведность." В этом же году Батюш­ка был рукоположен Патриархом Тихоном в иеродиаконы.
^ НАЧАЛО СТАРЧЕСТВА
Красота лавры и сила духа лавры покоряли сердце Батюшки все больше и больше. Здесь он по-настоящему взялся за старчество. Очень много выслуши­вал людей. Много вопросов раскрывал письменно. Стал осно­вательно заниматься Иисусовой молитвой.

В Александро-Невской лавре был один схимник, который день и ночь находился на кладбище и занимался Иисусовой молитвой. Батюшка наблюдал, как тот молился, и тайно учил­ся Иисусовой у него.

"Александро-Невская лавра! Монахи - красавцы; изуми­тельно отчеканенные дикции, чтецы непревзойденные! Собраны со всей России. Очень редкие голоса, абсолютные октавы! А Авраамий!.. Он священномученик - архидиакон Александ­ро-Невской лавры! Это была изумительная красота. Он сла­вился своим голосом, он был выше Шаляпина. А когда он читал Евангелие - это было что-то неземное: бархатный бас и дикция Авраамия! Его сделали епископом. Он погиб в Соловках...

А какое пение было в лавре! Нигде не было такого. Какие таланты собрались! Кто там только ни был! Сколько там было прозорливых старцев, святителей! Как будто вся сила мона­шеского духа, что была тогда на Руси, собралась в лавре. Очень многие в лавре закончили свою жизнь мученически." Тогда по всей стране был голод, в лавре тоже почти нечего было есть. Было холодно и голодно. И Батюшка и многие монахи часто болели. Батюшка рассказывал: "Однажды я сильно заболел, и меня стали бесы одолевать. Открывается входная дверь, и в келью целая толпа вваливает­ся: козы, козлята, кошки разных пород, псы, обезьяны, и очень много цыганок. Они хотели меня напугать, чтобы я умер, но они мне помогли выбраться из болезни - я рассердился страш­но. Кошки, петухи, обезьяны, и приближаются ко мне все ближе и ближе. Что такое? Или мне мерещится, или на самом деле так? Но когда на меня напал животный страх, я понял, что это были бесы. Только они могут внушить такой живот­ный страх. Я рассердился на бесов, на босу ногу вскочил на ледяной пол и выскочил из кельи. Меня увидели, узнали, что я больной, принесли мне поесть, сообщили моей матери, она привезла врача, после этого стал поправляться."

После убиения митрополита Вениамина (Казанского) лав­ру вскоре захватили обновленцы, и почти вся братия впала в обновленчество. Епископ Алексий (Симанский), епископ Ни­колай (Ярушевич) и епископ Григорий (Лебедев) стойко про­тивостояли этим новым еретикам. По их ходатайству в 1925 году, 19 января, в праздник Крещения Господня, на ранней литургии Батюшка был рукоположен архиепископом Вассианом в иеромонахи. Одновременно он был назначен казначеем Александро-Невской лавры. Батюшка очень любил служить. Литургию служил ежедневно. Он очень плакал, что духовно не растет. Но Господь его утешил. Епископ Григорий (Лебедев), настоятель лавры, брал с собой на службу только Батюшку, ему нравилась Батюшкина манера служить - на диезах и бемолях.

Из-за обновленчества стали возникать смуты. Многие не могли понять, где же сохранилась правда? Одному купцу-ста­рообрядцу было показано: на Благовещение, на Херувимской с жертвенника переносили крохотного Младенца, Который восседал на дискосе на престоле. Священники двигались ма­шинально и ничего не видели, а вот купец- старообрядец уви­дел. После этого он подошел к наместнику, рассказал все и подал прошение о пострижении в монахи. Его приняли в бра­тию. Потом он принял схиму и скончался схимником.

После революции многие из богатых людей бросали свое ремесло, принимали монашество и блаженно кончали жизнь. Так, например, иеросхимонах Серафим - бывший меховщик, схиигумен Гурий (Комиссаров) - миллионер. Они вместе жили в одной келии, вместе трудились. Сколько слез о себе! Гово­рили на одном языке и невольно отделялись от братии. У них ничего не было общего со всеми, но они и не подстраивались под других. "Была у них боязнь оскорбить Господа Вездесу­щего. Это было исповедническое состояние. И кто не имеет этого чувства исповедничества - тот еще не христианин", - говорил Батюшка.

"Обновленчество не было принято народом. Потому оно держалось только два года, и они сами вынуждены были ка­яться. Обновленцы своим составом были худшие люди из ду­ховенства, замаранные: или неверием, или своим маловерием, или грехами скверными, или явным присвоением чужой соб­ственности. Один из главарей обновленцев - знаменитый про­тоиерей Боярский. Он шумел своими большими богословски­ми знаниями, удивительный был проповедник. А потом впал в обновленчество за свое большое "я". А кончилось все очень плохо. Вместо того чтобы покаяться, он присвоил драгоцен­ную ризу с чудотворной иконы Божией Матери и заменил эти бриллианты и драгоценные камни стекляшками. И за это попал в тюрьму и в тюрьме погиб. Знаменитый Боярский...

Белков публично снял сан. Введенский не покаялся. Отка­зался каяться самому Святейшему Патриарху! А Красницкий - он умер в тюрьме за какое-то уголовное дело. Вот вся эта пятерка, основа обновленчества, она вся погибла.

А народ, он не принял обновленчества. Священники слу­жили в пустых храмах, продавали ковры, люстры, иконы, что­бы на что-нибудь жить, а потом храмы закрывали. Все церкви были за обновленцами, православные люди молились в "ката­комбах", А что обновленцы причащали не Телом и Кровью Господней - это мы знаем. Хлебом и вином причащали. Таин­ство не было совершено. Таинство - это священнодействие Духа Святаго. Непонятное, неизъяснимое для человеческого ума... тайнодействие... Благодати Святаго Духа, Третьего Лица Святой Троицы. Поэтому малейшее оскорбление его есть смертный грех. Вот почему впадающие в грехи смертные свя­щенники, диаконы, епископы, если они забудут покаяться (т.е. отказаться от греха и перестать ему служить), они Царствия Божия не наследуют. Даже есть указание такое, что только кровью можно искупить свою вину."

В Александро-Невской лавре Батюшка встретился со мно­гими духовными людьми. В лавре он прожил десять лет. Во время пребывания Батюшки в лавре много происходило с ним разных чудес и случаев. Сам Батюшка рассказывал так: "Од­нажды я удостоился видеть в чаше Мясо и Кровь. Служил епископ Стефан. Я был иеродиаконом. Я вынес чашу в Успен­ской митрополичьей церкви. Он прочел: "Верую, Господи, и исповедую...", - открыл покровец по прочтении молитвы и обомлел! Тогда он обращается ко мне: "Виждь, отче, что де­лать?" - Он повернулся через левое плечо, а я с чашей через правое, вошли в алтарь, поставили на престол и стали молить­ся, чтобы Господь сотворил милость. И молился он минут 15 с воздетыми руками. Но как владыка Стефан молился, когда я вернулся и поставил чашу, - это ужас!

Потом, после его молитвы, посмотрели - опять сотвори­лось в виде хлеба и вина, Тогда вышел и причастил людей. Этот случай знали митрополит Гурий, митрополит Лев и Варсонофий. Они были свидетелями этого изумительного собы­тия. Это было показано нам, чтобы мы утвердились, а мне еще и в утешение. Я тогда абсолютно веровал и исповедывал, что воистину - подлинное Тело и Кровь, но чтобы утвердиться, может быть, и людям рассказать, и записать это, чтобы людям от этого была польза и счастье. А потом, конечно, - во смире­ние нам, потому что как бы мы ни готовились литургисать, а все-таки мы должны сознавать свое абсолютное недостоинство."

"Однажды перед литургией я заснул и проснулся от стука в окно келии. Оказалось, Святитель Питирим Тамбовский постучал мне в окно, чтобы я готовился к службе:

Вставай, иеромонах, пора на проскомидию!

Известно, что Святитель явился одновременно и одной из будущих духовных чад моих. Он сказал ей:

Там иеромонах будет служить, ты должна встретиться с ним.

После службы мы встретились."

Живя в лавре, Батюшка не имел определенного наставни­ка. Бог Батюшку сохранял и воспитывал большими борения­ми и трудами, невидимо от людей. Суровое одиночество вос­питало мужество. В Александро-Невской лавре Батюшка готовил лекции на тему "Психология православного христианства" (по Феофану Затворнику). Огромные труды были. К сожалению, все лекции погибли в 1932 году.

Батюшка был казначеем лавры. И чекисты, и обновленцы знали, что у отца Симеона где-то спрятаны ключи от кладо­вых, где хранилась казна лавры. Однажды обновленцы пойма­ли его и отдали в руки ЧК. Те требовали, чтобы он все им отдал, но он отказался. Тогда его поместили в "трамвай". "Трам­вай" - это страшное изобретение, которое представляло собой следующее: в камеру помещали очень много людей, так, что­бы они стояли, тесно прижавшись друг к другу, не имея воз­можности даже пошевелиться. Камера была закрыта почти три недели. Испражнялись тут же. Трупы, уже дурно пахнув­шие, стояли с живыми еще людьми... Батюшка пережил это и остался жив. Ключи от кладовых он никому не отдал.

Александро-Невская лавра явилась для Батюшки фунда­ментом его духовничества и старчества.

Отмечающая в 2013 г. свое 300-летие одна из четырех главных обителей Русской Православной Церкви – Александро-Невская Лавра прославилась в XX веке целым сонмом новомучеников, из которых в настоящее время канонизировано – 13, больше чем во многих крупных епархиях. Это, прежде всего, настоятели Лавры – митрополиты Владимир (Богоявленский, +1918), Вениамин (Казанский, +1922), Серафим (Чичагов, +1937) и наместники обители – архиепископ Прокопий (Титов, +1937), епископ Виктор (Островидов, +1934) и епископ Григорий (Лебедев, + 1937).

Все они были расстреляны безбожниками, кроме скончавшегося в ссылке Владыки Виктора. В августе 1922 г. вместе с митрополитом Петроградским и Гдовским Вениамином (Казанским) чекисты расстреляли на Ржевском полигоне юрисконсульта Лавры мученика Иоанна Ковшарова.

В 1937 г. на Бутовском полигоне под Москвой оказался расстрелян и бывший насельник Александро-Невской Лавры архидиакон Серафим (Вавилов), прославленный как местночтимый святой Московской епархии. Лаврским святым можно считать и одного их первомучеников Русской Церкви протоиерея Петра Скипетрова, смертельно раненого красногвардейцами 17 января 1918 г. при попытке захвата Александро-Невской Лавры и вскоре скончавшегося в больнице. Следует упомянуть и четырех, прославленных в лике святых членов Александро-Невского братства: архиепископа Иннокентия (Тихонова), архимандрита Льва (Егорова), Киру Оболенскую и Екатерину Арскую (все они были расстреляны в 1937 г.).

Один из первомучеников – бывший настоятель Александро-Невской Лавры митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) был расстрелян революционными солдатами в январе 1918 г. на территории Киево-Печерской Лавры, где сохраняются его мощи и места почитания, связанные с этим иерархом.

Погибший при защите обители протоиерей Петр Скипетров был похоронен 22 января 1918 г. на Тихвинском кладбище Александро-Невской Лавры, за алтарем Тихвинской церкви. Спустя два месяца, 31 марта, Святейший Патриарх Тихон совершил в храме Московской Духовной семинарии заупокойную литургию по новым священномученикам и мученикам, в числе которых значилось и имя протоиерея Петра Скипетрова. Молитвенные возношения на заупокойной литургии и панихиде произносились в такой форме: «О упокоении рабов Божиих, за веру и Церковь Православную убиенных». В 1934 г., уже после закрытия Лавры, при преобразовании Тихвинского кладбища в музейный некрополь было решено ликвидировать большую часть прежних захоронений, в том числе могилу о. Петра. Антонине Николаевне, вдове пастыря, было предложено перенести прах мужа на другое кладбище. Печальная задумчивость овладела ею после этого предложения. «Матушка, ты не беспокойся, мы никуда не поедем, а останемся на старом мест», — разрешил смущения своей супруги о. Петр, явившись ей во сне в ночь после полученного ею известия.

Перенос праха священномученика не состоялся, и хотя надгробие было уничтожено, само захоронение под землей сохранилось. 27 сентября 1994 г. стараниями внучки о. Петра Галины Михайловны Скипетровой и редакции епархиального журнала «Санкт-Петербургские ведомости» на могиле пастыря был вновь установлен крест с неугасимой лампадой. 26 декабря 2001 г. отец Петр Скипетров был прославлен в лике святых Русской Православной Церковью, и его могила служит местом поклонения верующих.

Следует отметить, что канонизация новомучеников первых двух лет советской власти, прежде всего расстрелянных во время красного террора лета 1918 – весны 1919 гг. в настоящее время является серьезной проблемой. В 1918-1919 гг. не оформлялись следственные дела, отсутствуют протоколы допроса арестованных, акты расстрела и т.п. Это служит препятствием для канонизации погибших в период красного террора верующих, что представляется неоправданным. Мучения и смерть первомучеников очень напоминает мучения христианских святых в Римской империи: зачастую сохранились свидетельства людей, присутствовавших при их казни. В тоже время следственные дела 1930-х гг. не дают представления о поведении расстрелянных верующих в последние минуты их жизни.

Еще одним существенным затруднением является поиск мест расстрела и захоронения новомучеников, что представляет собой одну из главных тайн органов госбезопасности, в значительной степени нераскрытую до сих пор. Поэтому долго не были известны точные места упокоения мощей многих святых XX века, в частности расстрелянных в августе 1922 г. митрополита Петроградского Вениамина (Казанского) и юрисконсульта Лавры мученика Иоанна Ковшарова. Еще в советское время верующие установили символический крест в память Владыки Вениамина на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры, который и сейчас служит местом поклонения священномученику. А в середине 2000-х гг. путем длительных архивных- поисков и раскопок удалось установить, что митрополит Вениамина и юрисконсульт Лавры Иоанн Ковшаров были расстреляли и захоронены на Ржевском полигоне под Петербургом. Сейчас туда также совершаются паломничества, экскурсии и т.д.

Там где такие места удалось найти, они служат важными центрами нравственного воспитания новых поколений (Бутово под Москвой, Левашово под Санкт-Петербургом, Сандормох в Карелии и др.). При этом лаврские новомученики погребены и в Бутово, и в Левашово и в Сандормохе. Так в 1937 г. на Бутовском полигоне были расстрелян митрополит Серафим (Чичагов) и архидиакон Серафим (Вавилов). В настоящее время на полигоне, который находится в ведении Русской Православной Церкви, возведен храм в память новомучеников, существует мемориальная музейная экспозиция. Подобная экспозиция есть и в Левашово, там также планируется возведение православного храма.

В последние годы в Санкт-Петербурге существует заметный интерес к изучению деятельности этого, существовавшего в северной столице в 1918-1932 гг. братству. Без преувеличения можно констатировать, что Александро-Невское братство было уникальным явлением не только в истории Санкт-Петербургской епархии, но и Русской Православной Церкви первых послереволюционных десятилетий в целом. Находясь под «дамокловым мечом» репрессий в течение всех лет своего существования, оно проявляло удивительную активность и разнообразие видов работы. История братства свидетельствует о том, что оно было одной из самых оптимальных организационных форм внешней деятельности верующих в условиях безбожных гонений и известном смысле представляло собой стержень жизни епархии, на протяжении 14 лет играя заметную роль во всех важнейших событиях этой жизни, в частности, активно борясь с обновленческим расколом, и, противодействуя иосифлянскому разделению. Подобные братства возникали в соответствии с решением Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 гг., в Петроградской епархии процессом их создания активно руководил священномученик митрополит Вениамин (Казанский).

Александро-Невское братство было образовано в январе 1918 г. при Лавре из мирян, как мужчин, так и женщин, под руководством монахов, и в первое время одной из его главных функций являлась защита обители от посягательств безбожников. Затем – в 1919-1921 гг. – ему принадлежала центральная роль в создании и деятельности союза православных братств Петроградской епархии. Именно на него ориентировались все другие подобные объединения верующих. В эти же и последующие годы Александро-Невское братство неустанно стремилось привлечь в церковную среду представителей различных слоев интеллигенции, сблизить их с ученым монашеством, в чем и добилось заметных успехов. Братчики и братчицы имели постоянную тесную связь с возникшими после революции новыми формами духовного образования – Богословским институтом, разнообразными курсами и т.д., но особенно крепкой эта связь была с заменившим осенью 1918 г. закрытую Духовную семинарию Богословско-пастырским училищем, где члены братства составляли значительную часть учащихся и преподавателей, в число которых входил и один из главных основателей и руководителей братства священномученик архимандрит Лев (в миру Леонид Михайлович Егоров).

Следует отметить также, что Александро-Невское братство в определенном смысле представляло собой звено в ряду полулегальных религиозно-философских кружков и обществ, существовавшей в 1920-е годы в северной столице. Оно имело в своем составе особый православный религиозно-философский кружок. Важным направлением деятельности братства являлось создание полулегальных монашеских общин в миру, а также монашеские постриги молодых людей (в том числе тайные) с целью сохранения института монашества в условиях массового закрытия существовавших ранее обителей. Первые две общины сестер были созданы осенью 1922 г., затем в конце 1920-х – начале 1930-х гг. возникли еще несколько небольших общин. Особенно активно в эти времена проводились тайные постриги, которые в основном совершал о. Лев. Братские отцы всегда считали одной из основных своих задач подготовку молодых образованных священнослужителей, что в условиях ограничения, а затем и полной ликвидации духовного образования позволило бы сохранить кадры духовенства, способного в будущем осуществить возрождение Церкви. Деятельность братства очень помогала сплочению верующих всех возрастов и сословий перед лицом яростных антицерковных гонений. Это было удивительно дружное сообщество людей, трудившихся ради Христа и во имя любви к ближним, где само слово «брат» понималось в его истинно евангельском смысле.

Именно с Александро-Невским братством была связана большая часть пастырского служения архимандрита Льва. Он и его брат – будущий митрополит Гурий (в миру Вячеслав Михайлович) родились в Боровичском уезде Новгородской губернии в семье владельца артели ломовых извозчиков, соответственно 26 февраля 1889 г. и 1 июля 1891 г. Братья рано осиротели, и их взяли на воспитание проживавшие в Петербурге бездетный дядя Я.С. Селюхин. Со временем Леонид закончил историко-филологический факультет Петербургского университета, затем в 1915 г. поступил в Духовную Академию и проучился там 3 курса. Одновременно, будучи студентом, преподавал словесность в средних ученых заведениях столицы. В 1915 г. Леонид был пострижен в монахи Александро-Невской Лавры с именем Лев, возведен в сан иеродиакона и иеромонаха (в этом же году принял монашеский постриг с именем Гурий его брат Вячеслав).

Уже в 1916 г. братья Егоровы (как скоро стали называть в народе отцов Гурия и Льва) развили вместе с иеромонахом Иннокентием (Тихоновым) очень интенсивную миссионерскую деятельность среди бедного населения Петрограда. Продолжая ее после Октябрьской революции, иеромонах Лев вместе с отцами Гурием и Иннокентием создал 8 марта 1918 г. при Александро-Невской Лавре молодежный кружок. Теперь миссионерская деятельность трех молодых монахов приняла несколько другие, чем до революции, формы. Они не «ходили в народ», зато народ шел к ним. В частности, в состав кружка вошли многие ученицы Епархиального женского училища. Митрополит Иоанн (Вендланд) писал об этом периоде 1918 г. так: «По городу разнеслась слава о «братьях Егоровых». Однажды отец Гурий представился митрополиту Антонию Храповицкому, которого раньше не знал. Когда он назвал свою фамилию, митрополит воскликнул: «А, братья Егоровы, как вас не знать, вся Россия знает братьев Егоровых!» В те годы отец Гурий познакомился со Святейшим Патриархом Тихоном: несколько раз он ездил к Патриарху в Москву по поручениям Петроградского митрополита Вениамина. Был такой единственный случай, когда Патриарх Тихон [в мае-июне 1918 г.] приехал в Петроград. Митрополит Вениамин представил ему отцов Иннокентия, Гурия и Льва. Патриарх сказал: «Ну, кто же их не знает, Иннокентия, Гурия и Льва. Их надо выдвигать».

В январе 1919 г. Владыка Вениамин предоставил членам кружка находившуюся при его покоях Крестовую Успенскую церковь. А 1 февраля при этом храме и было окончательно образовано существовавшее с 1918 г. Александро-Невское братство. Окормление его членов являлось важнейшей частью пастырской деятельности о. Льва. Он служил в лаврской Крестовой церкви, являвшейся центром братской жизни. Позднее о. Лев на допросе 27 июня 1922 г. указал, что основными целями братства являлись: 1. «чисто церковное возрождение церковного богослужебного устава», 2. «борьба с торгашеством в церкви» (отсутствие продажи свечей и просфор, бесплатное совершение треб), 3. «реформа церковного пения» – отказ от светского исполнения партиями и « пение по обиходу», чтобы «народ легко мог петь с нами». Члены братства бескорыстно исполняли все обязанности по обслуживанию своего храма – пономарей, певцов, выносящих свечи, чтецов и т.д.

В начале 1920 г. в составе братства был создан занимавшийся богословскими проблемами кружок св. Иоанна Златоуста, заседания которого проходили по средам. Этот кружок входил в занимавшееся богословскими проблемами «Содружество под покровительством святого Василия Великого», председателем которого был старший из братьев Егоровых Николай (профессор математики), а духовным руководителем о. Лев. К февралю 1921 г. состоялось несколько заседаний содружества. Просветительская деятельность братства состояла не только в устройстве лекций, диспутов и т.п., но и главным образом в церковной работе с детьми. И возглавлял ее иеромонах Лев. Братчики делали все возможное, чтобы после запрещения изучения Закона Божия в школах, в народе не угас огонь веры. По благословению митрополита Вениамина для детей и подростков были заведены специальные кресты, хоругви, иконы и облачения. Дети участвовали в богослужениях и крестных ходах. Лаврские иноки и миряне из братства вели 69 детских кружков, в которых изучался Закон Божий. Эти занятия проходили в основном по воскресеньям в помещениях при Крестовой митрополичьей церкви. Много внимания уделялось катехизации детей – их учили церковному пению, церковно-славянскому языку, проводили для них говение и отдельную литургию, на которой дети пели, читали и помогали священнику.

Активно откликнулось братство на охвативший страну после окончания гражданской войны голод. 11 марта 1922 г. наместник Лавры архимандрит Николай (Ярушевич) обратился к митрополиту Вениамину с рапортом: «Сыновне испрашиваю благословение Вашего Высокопреосвященства на открытие при Лавре питательного пункта для голодающих на средства богомольцев Св. Духовской и Крестовой церквей и при участии представителей тех и других. Добровольные пожертвования на это дело уже начались. Во главе этого дела, в качестве заведующего пунктом мог бы встать, если угодно будет благословить Вашему Высокопреосвященству, иеромонах Лев». Уже на следующий день – 12 марта Владыка написал на рапорте резолюцию: «Господь да благословит добрым успехом святое начинание» и назначил заведующим питательным пунктом о. Льва. Забота об арестованных и осужденных выражалась в материальной помощи им и духовной поддержке, которая осуществлялась как при личных свиданиях с заключенными в тюрьме, так и опосредованно. На допросе 27 июня 1922 г. о. Лев сообщил, что в помощи тем заключенным, которых они знали, члены братства старались никогда не отказывать.

В первые послереволюционные годы в Петрограде кроме Александро-Невского возникло еще несколько православных братств. 5 мая 1920 г. в Лавре, после молебна и приветствия митрополита Вениамина, в помещении при Крестовой церкви открылась первая общебратская конференция, на которой было принято совместное решение об объединении в союз всех существующих городских братств «на почве религиозно-просветительной и благотворительной деятельности». Во время заседаний работали пять секций, и одну из них – по работе с детьми – возглавлял о. Лев, который таким образом фактически был признан руководителем этого направления церковной деятельности в Петрограде. На конференции был принят примерный общебратский устав написанный отцами Иннокентием, Гурием и Львом, а также выбран совет общебратского союза, куда на правах несменяемых членов обязательно входили духовные руководители братств, трое из которых – иеромонахи Иннокентий, Гурий и Лев – практически вершили все дела в самом совете, призванном «служить объединяющим центром всех братств» и «разрешать всевозможные вопросы братской практики».

В совете общебратского союза о. Лев состоял вплоть до его ликвидации весной 1922 г. при этом молодой иеромонах активно занимался работой не только с детьми и молодежью, но и миссионерской преподавательской деятельностью. С осени 1918 по июль 1922 г. он читал лекции по русской литературе в Богословско-пастырском училище. В апреле – июле 1921 г. о. Лев был членом организационного бюро 2-й общебратской конференции Петроградской епархии, исполняя обязанности организатора детской секции. Кроме того, ему поручили составлять новую братскую молитву. Активно участвовал о. Лев и в работе конференции, состоявшейся в начале августа 1921 г. А с 18 августа 1921 г. до лета 1922 г. он состоял в образованном при Феодоровском соборе мужском монашеском кружке Петроградской епархии, имевшем своей целью «выяснение вопросов монашеской жизни и распространение идей монашества, особенно среди учащихся». К 1 апреля 1922 г. на собраниях кружка было прочитано 13 докладов, главным образом, по истории монашества, часть которых произнес о. Лев.

Кипучая пастырская деятельность молодого иеромонаха была прервана в июне 1922 г. в связи с началом кампании изъятия церковных ценностей и организованного высшими органами коммунистической партии и ГПУ так называемого обновленческого раскола. После ареста Патриарха Тихона и вынужденного отказа его 12 мая 1922 г. от руководства Православной Церковью обновленцы более года доминировали в церковной жизни страны. Во многих районах, в том числе в Петрограде, они первоначально встретили решительное сопротивление. 28 мая митрополит Вениамин (Казанский) в своем послании к пастве отлучил петроградских обновленцев от Церкви. Именно это стало основной причиной его ареста. С 10 июня по 5 июля 1922 г. в городе проходил судебный процесс над 86 священнослужителями и мирянами. Их обвиняли в организации сопротивления изъятию церковных ценностей. Надуманность процесса была очевидна, однако власти хотели любым путем, не считаясь с законностью, подавить всякое возможное сопротивление.

Поэтому репрессии обрушились и на многих руководителей и активистов петроградских братств, прежде всего наиболее близкого митрополиту Александро-Невского. И через несколько часов после ареста Владыки – ранним утром 1 июня, агенты ГПУ схватили епископа Иннокентия, о. Гурия, три братчицы, наместника Лавры епископа Николая (Ярушевича), а 16 июня и о. Льва. Проведенные допросы и обыски более 40 арестованных по делу православных братств мало что дали следственным органам. Отца Льва допрашивали дважды – 27 июня и 17 августа. Как и большинство других обвиняемых он не видел ничего предосудительного и запретного в протекавшей совершенно открыто и по сути легально деятельности братств и поэтому многое рассказал о ней, но отверг какие-либо обвинения в контрреволюции.

Доказать противодействие членов братств изъятию из храмов ценностей не удалось. Практически все арестованные говорили на допросе о своей полной непричастности к сопротивлению этой акции. Следствие не привело к желаемым для властей результатам – арестованных не рискнули вывести на суд. В результате 14 сентября 1922 г. Петроградское губернское отделение ГПУ на закрытом заседании постановило выслать 7 обвиняемых из Петроградской губернии на 2 года «как политически неблагонадёжных», в том числе о. Гурия, епископа Иннокентия – в Архангельскую губернию, а о. Льва – в Оренбургскую губернию. В отношении других 26 человек дело было прекращено.

О. Лев отбывал почти двухлетнюю ссылку сначала в Оренбургской губернии, а затем в Западном Казахстане. Во время его отсутствия в Петрограде, несмотря на репрессии, деятельность Александро-Невского братства не прекращалась, а в 1925 г. вновь начала оживляться. Один за другим из ссылки возвратились все три основателя братства. Первым – ещё в конце 1924 г. был освобождён и приехал в Ленинград о. Лев. Но он первоначально устроиться в штат какого-либо храма не смог и до осени 1926 г. служил периодически, в качестве приписного священника для совершения ранних обеден. Занимался о. Лев в то время также переплетным делом.

На 1926-1928 гг. пришелся новый, относительно благоприятный период существования братства. Конечно, его жизнь и деятельность официально оставалась нелегальной, но в то же время прямо не преследовалась. Несмотря на арест и ссылку епископа Иннокентия, Александро-Невское братство по-прежнему возглавляли три находившихся между собой в тесном духовном общении и единстве руководителя – отцы Гурий и Лев (Егоровы) и о. Варлаам (Сацердотский). В октябре 1926 г. отца Льва назначили настоятелем одного из крупнейших соборов Ленинграда — храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия царствования Дома Романовых. Постепенно туда перешла большая часть членов братства и в 1930 г. два братских хора. О. Лев также был возведен в сан архимандрита и с марта 1926 г. стал исполнять обязанности благочинного, преподавателя русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.

Весной 1927 г. архимандрит был арестован во второй раз. В это время в училище обучалось около 70 человек, и его популярность стала вызывать раздражение у властей. В конце апреля заведующий районным церковным столом написал городскому руководству заявления о необходимости закрыть Высшие Богословские курсы и Богословско-пастырское училище, так как они «готовят врагов советской власти». Ликвидировать эти учебные заведения в то время власти не решились, но поручили ГПУ сфабриковать «дело Богословско-пастырского училища». Аресты по нему проходили в основном в мае-июне 1927 г. и серьезно затронули Александро-Невское братство. 27 мая агенты ГПУ арестовали архимандритов Гурия и Льва, за решеткой также оказались архиепископ Гавриил (Воеводин), епископ Григорий (Лебедев), несколько преподавателей и учащихся. Но в конце концов, «дело Богословско-пастырского училища» развалилось. 19 ноября 1927 г. всех арестованных освободили под подписку о невыезде, а через год – 10 ноября 1928 г. дело вообще было прекращено «за недостаточностью компрометирующего материала» и взятые подписки аннулированы. Но все учебные заведения Московской Патриархии к этому времени в Ленинграде (как и по всей стране) уже были закрыты.

Из хранящейся в следственном деле секретной переписки ОГПУ видно, что арестованные по «делу Богословско-пастырского училища» были освобождены с расчетом на то, чтобы они включились в набиравшее силу иосифлянское движение. Советскому руководству были выгодны любые новые расколы и разделения в Русской Православной Церкви, ослаблявшие ее единство. Поэтому на первых порах власти не препятствовали возникновению оппозиционного им церковного движения, получившего свое название по имени руководителя – митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых). Иосифляне не признавали опубликованную в июле 1927 г. декларацию Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности советской власти и отказывались поминать в храмах и эту власть и самого митр. Сергия. Некоторые из освобожденных в ноябре 1927 г. стали активными участниками иосифлянского движения. Но все руководители Александро-Невского братства единодушно остались верны митр. Сергию. По их влиянием и практически все члены братства за редчайшим исключением не поддержали иосифлян. Эта позиция братских отцов оказала влияние на ситуацию в епархии в целом. Они даже переписывались с руководителями иосифлян, стараясь убедить их в неправильности занятой позиции.

С рубежа 1928-1929 гг. ситуация, в которой служил о. Лев, существенно изменилась, быстро стала нарастать волна массовых гонений и репрессий против всех течений Русской Православной Церкви. Начали закрываться и церкви при ленинградских подворьях ликвидированных монастырей, хотя официально они уже давно считались приходскими. Так, в апреле 1930 г. была закрыта церковь подворья Творожковского монастыря, что стало тяжелым ударом для Александро-Невского братства. Из нее архимандрит Варлаам (Сацердотский) и архиепископ Гавриил (Воеводин) перешли служить в Феодоровский собор. Туда же перешли и оба ранее бывших при Творожковском подворье братских хора. Регентом хора правого клироса был назначен иеромонах Серафим (Суторихин), окормлять его певчих стал настоятель собора о. Лев. Хором же левого клироса регентовала Вера Киселева, а духовным отцом певчих был архимандрит Варлаам.

На допросе 28 февраля 1932 г. о. Варлаам так охарактеризовал последние годы существования братства: «После ареста Гурия Егорова и последующей его высылки руководство остатками «братства» легло на меня. Общее количество братчиц и братьев к тому времени, т.е. к 1929 г. составляло не более 50 человек … Деятельность «братства» в этот период заключалась в устройстве хоровых спевок и организации хора в Федоровском соборе. Кроме того, осуществлялась помощь высланному духовенству путем сбора денег, вещей и отправки посылок… О всей деятельности «братства» было известно Льву Егорову, который является настоятелем собора, и без его благословения в храме ничего не могло совершаться. Однако, установки мои и Гурия Егорова в методах воспитания верующих отличаются от установок Льва тем, что наш с Гурием метод монашеский, Лев же Егоров, не возражая принципиально против монашества, находит возможным его существование не уходя от современной светской жизни, то есть не меняя светского облика. С 1929 г. по настоящее время деятельность нашего «братства» в основном ни в чем не изменилась».

Братчица А.С. Борисова на допросе подтвердила существовавшую разницу в методах руководства архимандритов Льва и Варлаама. По ее словам о. Лев призывал членов братства к широкой общественной деятельности, «направленной на внедрение христианства», поэтому предлагал повышать уровень светского образования и «учил сочетать культурную жизнь с верностью христианству»: «Этим объясняется то, что члены братства – дети о. Льва, в большинстве или люди интеллигентные, или учащаяся молодежь». А о. Варлаам, по свидетельству Борисовой, учил внутреннему благочестию (т.е. не призывал к мирской и миссионерской работе) и благотворительной деятельности.

Таким образом, разница в подходах отцов Льва и Варлаама заключалась, прежде всего, в том, что первый из них считал необходимым в изменившихся к худшему внешних условиях готовить образованных молодых людей к принятию тайного монашеского пострига, с тем, чтобы они, живя в светской среде, и, работая в гражданских учреждениях, боролись за Церковь и несли слово Божие в массы. Второй же руководитель братства полагал, что по-прежнему необходимо создавать полулегальные общины сестер и братьев с уставом внутренней жизни, близким к монастырскому и постепенным отдалением членов общин от советской действительности и светской среды вообще.

В 1930-1932 гг. архимандрит Лев уже окормлял большую часть братчиц (при приеме он вручал им белые платки). В это время у него было более 50 духовных детей. Архимандрит считал необходимым проявлять определенную осторожность и осмотрительность, понимая, что ОГПУ может в любой момент выйти на братство и разгромить его. Именно поэтому он активно способствовал развитию института тайного монашества. Это отмечали позднее в своих показаниях многие арестованные священнослужители. Так, архиепископ Гавриил (Воеводин) на допросе говорил: «Одним из способов укрепления церкви руководители считали тайное монашество, которое, по их мнению, должно было воспитать стойких, интеллигентных и решительных борцов за веру. Сообразно этому круг лиц, группирующихся вокруг Льва Егорова, состоит преимущественно из интеллигенции и учащейся молодежи».

Важная заслуга о. Льва состояла в том, что он неустанно стремился расширить ряды братства, привлекая в него образованную молодежь. Вступившие в братство молодые люди находились в постоянном тесном общении, поддерживая друг друга в различных ситуациях. «Новенькие» поручались «старшим» братчикам. Широко оказывалась материальная помощь учащейся молодежи. Руководство же богословским образованием молодых членов братства осуществляли архимандриты Лев (Егоров), Варлаам (Сацердотский) и другие братские отцы.

Несмотря на фактически нелегальное существование, под руководством о. Льва братство продолжало строжайше запрещенную советскими законами общественно-благотворительную деятельность (помощь бедным, заключенным, монастырям епархии, обучение детей Закону Божию). Ряды братчиков и в конце 1920-х – начале 1930-х гг. заметно пополнялись образованными и активными молодыми людьми, некоторые из которых (иеромонах Серафим Суторихин, иеродиаконы Афанасий Карасевич, Нектарий Панин и др.) приняли монашеский постриг. И почти всех из них постригал в Феодоровском соборе о. Лев. Следует отметить, что в это время архимандрит окормлял также несколько не входивших в братство женских монашеских общин, в частности шесть насельниц подворья Успенского Моквинского женского монастыря в пос. Вырица, которых он удержал от присоединения к иосифлянам.

Полная трагизма и жертвенного служения Всевышнему история братства завершилась в 1932 г. Его судьба была предопределена развернутой кампанией массовых арестов священнослужителей и, прежде всего, монашествующих. Общее количество арестованных в ночь с 17 на 18 февраля составляло около 500 человек, в том числе более 40 членов Александро-Невского братства. Все арестованные были разбиты на несколько отдельных следственных дел, в среднем по 50 человек в каждом. И лишь в отношении Александро-Невского братства органы ОГПУ сделали исключение, сфабриковав огромное дело почти на 100 человек. Оно подразделялось на две части, каждая из которых имела свое обвинительное заключение. Первое было составлено на 41 человека, арестованного в Ленинграде, а второе – на 51 человека из «филиалов» братства на периферии.

Следствие проводилось в ускоренном порядке. «Контрреволюционная деятельность» членов братства представлялась следователям очевидной без необходимости добывать какие-либо серьезные доказательства. Поэтому допросы арестованных чаще всего проводились один-два раза. Отец Лев допрашивался дважды – 29 февраля и 2 марта. На вопрос о политических убеждениях он ответил: «Стараюсь не мешать строительству социализма. Не сочувствую антирелигиозной политике советской власти». Архимандрит вообще отрицал существование братства, говоря, что оно распалось в 1922 г. Отрицал он и сбор средств в Феодоровском соборе для помощи ссыльным, а также все другие обвинения. Лишь после предъявления ему на втором допросе фотографии хора правого клироса собора он сообщил некоторые имена изображенных на ней, заявив, что остальных духовных детей назвать отказывается.

Все следствие длилось лишь около месяца, и 15 марта 1932 г. было утверждено обвинительное заключение на первую группу арестованных в области монашествующих, а 19 марта – на основных активистов братства в количестве 41 человека. Суть обвинения сводилась к стремлению представить братство в виде мифической контрреволюционной организации, которая якобы со времени своего создания в 1918 г. непрерывно вела активную борьбу с советской властью. Открытого суда не было. 22 марта 1932 г. Коллегия ОГПУ вынесла подсудимым приговор – от лишения права проживания в Ленинграде и Ленинградской области на 3 года до 10 лет лагерей. К максимальному сроку наказания был приговорен и отец Лев.

Его дальнейшая подлинная судьба оставалась неизвестной до недавнего времени. Органы госбезопасности сообщили родственниками ложную информацию о смерти о. Льва 25 января 1942 г. в лагере пос. Осинники Кемеровской области от несчастного случая на шахте. Эти сведения попали во все опубликованные в 1990-е гг. биографические справки. Однако на самом деле все было иначе. 18 апреля 1932 г. архимандрит Лев поступил в отделение Черная речка Сибирского лагеря (Сиблага), расположенное в Кемеровской области, а в конце марта 1936 г. его перевели из изолятора в Ахпунское отделение Сиблага (на станцию Ахпун Таштагольского района Кемеровской обл.). С лета 1937 г. в советских лагерях, как и по всей стране, была развернута массовая кампания арестов. Не пережил страшное время «большого террора» и о. Лев. 13 сентября его приговорили к высшей мере наказания. Священномученик был расстрелян 20 сентября 1937 г. Сведения о месте казни и захоронения в архивно-следственном деле отсутствуют. Так погиб один из самых замечательных пастырей Петербургской епархии, воспитавший несколько десятков глубоко верующих молодых людей, сохранивших преданность Церкви в пору самых жестоких гонений. Память о подвижнической деятельности архимандрита Льва долгое время жила в городе святого Петра и после гибели пастыря.

В 1993 г. был прославлен как местночтимый святой Слободского края расстрелянный в 1937 г. в Виннице архиепископ Иннокентий (Тихонов). 8 мая 2003 г. священномученик Лев (Егоров) и еще два члена Александро-Невского братства – Екатерина Арская и Кира Оболенская – были причислены к лику святых Русской Православной Церковью. Обе они входили в братство с начала 1920-х гг., причем Екатерина Ивановна Арская была членом приходского совета Феодоровского собора и ближайшей помощницей о. Льва. Впервые ее арестовали 18 февраля 1932 г. по делу братства и приговорили к 3 годам концлагеря. После освобождения Е. Арская поселилась в г. Боровичи (ныне Новгородская обл.), так как проживание в Ленинграде было для нее запрещено. К этому времени в Боровичах уже жила княжна Кира Ивановна Оболенская, арестованная и осужденная на пять лет лагерей еще в 1930 г. Боровичи тогда были местом ссылки духовенства и церковных активистов-мирян Ленинграда. Все эти лица, в том числе Арская и Оболенская, вместе с духовенством Боровичей были арестованы осенью 1937 г. (всего около 60 человек) и объявлены состоящими в контрреволюционной организации. Арестованные подвергались многочасовым допросам и пыткам, которые смогли выдержать только две женщины – Екатерина Арская и Кира Оболенская. Они до конца отрицали свою вину и отказывались давать ложные показания. 17 декабря 1937 г. обе святые (вместе с еще 50 осужденными по Боровичскому делу) были расстреляны.

Все руководители братства: архиепископ Иннокентий (Тихонов), архимандрит Лев (Егоров), архимандрит Варлаам (Сацердотский), иеромонах Вениамин (Эссен), иеромонах Сергий (Ляпунов), кроме будущего митрополита Гурия (Егорова) погибли в 1936-1938 гг., почти полностью было уничтожено и первое поколение молодых монахов, принявших постриг до 1932 г., за исключением архимандрита Серафима (Суторихина). Но в основном уцелели те братчики, которые на момент разгрома еще являлись подростками. Именно из этого слоя вышли четыре будущих видных архиерея: митрополиты Иоанн (Вендланд) и Леонид (Поляков), архиепископы Никон (Фомичев) и Михей (Хархаров) – скончавшийся в 2005 г., а также другие священнослужители. Ни одна другая церковно-общественная организация в России не дала в XX веке столько православных архиереев. Семена, посеянные братскими отцами дали свои благодатные всходы. Если бы не массовые репрессии 1930-х гг. таких «всходов» было бы гораздо больше.

Даже после разгрома 1932 г. братство не исчезло полностью. При поселившемся после освобождения в 1933 г. в Средней Азии архимандрите Гурии (Егорове) возникла община его духовных детей – бывших братчиков и братчиц, насчитывавшая около 20 человек. Большинство из них позднее приняло монашеский постриг.

Избежавшие репрессий и оставшиеся в Ленинграде члены братства уже не собирались вместе и не занимались организованной благотворительностью, хотя в индивидуальном порядке продолжали помогать арестованным за веру, а также обучать детей Закону Божию. Они поддерживали друг друга морально и материально, старались хранить верность братским правилам и берегли память о своих погибших в лагерях духовных отцах. Последней из активных членов Александро-Невского братства скончалась 9 ноября 1993 г. в Петербурге Лидия Александровна Мейер – дочь известного философа, возглавлявшего в 1920-е гг. тайное религиозно-философское общество «Воскресенье».

Сейчас память о новомучениках Александро-Невской Лавры активно возрождается. В помещениях церкви иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» на Шпалерной ул. в 2004 г. был устроен Музей новомучеников Санкт-Петербургской епархии, часть экспозиции которого посвящена св. Екатерине Арской, дочери ктитора этого храма А.П. Уртьева. День памяти этой новомученицы (17 декабря) стал особым праздником Скорбященской церкви и совершается с торжественностью храмовых дней.

В 2010 г. при Александро-Невской Лавре было воссоздано Александро-Невское братство. В стенах обители создается и музейная экспозиция, посвященная новомученикам Лавры. В главном храме обители – Свято-Троицком соборе, в специальной части храма, помещены иконы всех прославленных в лике святых новомучеников Лавры. Эти иконы находятся и в церкви, устроенной в начале 2000-х гг. в бывшей келье последнего духовника Александро-Невской Лавры перед ее закрытием преподобного Серафима Вырицкого – исповедника, не раз подвергавшегося гонениям и угрозам ареста.

Года в городке Опеченский Посад Боровичского уезда Новгородской губернии .

Рано осиротел. Мать Екатерина умерла от туберкулеза и ее он практически не помнил. Отца потерял в раннем детстве: он умер скоропостижно (после бани выпил холодного пива, сел в сани и по дороге домой умер).

Пятерых детей приютили бездетные дядя Яков Степанович и его жена Ольга Александровна Селюхины.

26 января года - архиеп. Саратовский и Сталинградский и временно управляющий Астраханской епархией .

Награды

• орден св. Владимира 1-й степени (1963)

Сочинения

• "Патриарх Сергий, как богослов."
• Сборник "Патриарх Сергий и его духовное наследство". Москва, 1947, с. 99-134.
• Статья: "Литературные труды Патриарха Сергия".
• ЖМП, 1954, № 5, с. 24-30.
• ЖМП, 1954, № 7, с. 42-47.
• "Из литургического наследства Св. Патриарха Сергия". ЖМП, 1964, № 5, с. 73-75.

Литература и архивные материалы

• Архив МП. Личное дело
• РГИА. Ф. 815. Оп. 14. Д. 159-165
• ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 7. Д. 145
• Архив УФСБ РФ по С.-Петербургу и Ленинградской обл. Д. П-24095, П-88399, П-81782. Т. 1. Л. 312-317
• Архив Информ. центра МВД Респ. Карелия. Ф. личн. дел. Д. 228/9355. Л. 17.
• ЖМП 1946, № 5, с. 10, 13.
• - " - 1946, № 9, с. 18.
• - " - 1952, № 3, с. 31.
• - " - 1953, № 3, с. 13.
• - " - 1954, № 5, с. 24-30.
• - " - 1954, № 7, с. 44-47.
• - " - 1954, № 8, с. 3.
• - " - 1955, № 11, с. 3.
• - " - 1959, № 1, с. 14.
• - " - 1959, № 6, с. 28.
• - " - 1960, № 6, с. 28.
• - " - 1960, № 7, с. 17.
• - " - 1960, № 10, с. 4, 8, 19, 20, 22.
• - " - 1960, № 12, с. 17-19, 21.
• - " - 1960, № 1.
• - " - 1961, № 8, с. 8.
• Постановление Св. Синода от 14 ноября 1961 г., № 23.
• Журнал заседаний Св. Синода № 2 от 28.1.1953.
• Журнал заседаний Св. Синода № 13 от 31.7.1954.
• "Памятная книжка Петроград. д. а. на 1915/16 уч. год", с. 37.
• Еп. Иоанн Снычев "Состав РПЦ Иерархии на 1966 год", с. 84.
• Медведицкий А. прот. "Встреча с паствой".
• ЖМП, 1965, № 9.
• Северин Г. диакон Митр. Симферопольский и Крымский Гурий .
• Некролог умер 12 июля 1965 года.
• ЖМП, 1965, № 9.
• Был заключенным на Соловецких островах.
• М. Польский Новые мученики, П, 15.
• Joh. Chrysostomus, Kirchengeschichte II, 237, III, 79.
• A. Levitin-Krasnov, Die Glut deiner Hande, 268.
• Открытие Троице-Сергиевой лавры // ЖМП. 1946. № 5. С. 10
• Хроника // ЖМП. № 9. С. 18
• Медведский А., прот. Встреча архипастыря // ЖМП. 1960. № 10. С. 8
• Постоянный член Св. Синода РПЦ высокопреосв. Гурий, митр. Ленинградский и Ладожский // ЖМП. № 12. С. 17-19
• Деяния Архиерейского Собора РПЦ // ЖМП. 1961. № 8. С. 8
• Северин Г., диак. Митрополит Симферопольский и Крымский Гурий // ЖМП. 1965. № 9. С. 17-20
• Иоанн (Вендланд), митр. Памяти друга и учителя // ЖМП. С. 20-21
• Иоанн (Вендланд), митр. Митр. Гурий (Егоров) // Вестник РХД. 1998. № 179. С. 182-253
• Иоанн (Вендланд), митр. Митр. Гурий (Егоров): Ист. очерки. Ярославль, 1999
• Боскин С., протодиак. Пасха 1946 г.: Открытие Лавры прп. Сергия // Троицкое слово. Серг. П., 1990. № 4. С. 16-30
• Антонов В. В. Приходские правосл. братства в Петрограде: 1920-е годы // Минувшее. М.; СПб., 1993. Вып. 15. С. 424-445
• Антонов В. В. Александро-Невское братство и тайные монашеские общины в Петрограде // С.-Петербургские ЕВ. 2000. Вып. 23. С. 103-112
• Шкаровский М. В. Александро-Невское братство: 1918-1932 гг. СПб., 2003
• Акты свт. Тихона. С. 949, 970
• За Христа пострадавшие. Кн. 1. С. 351-352
• Макарий (Веретенников), архим. Архим. Гурий - первый наместник возрожденной Троице-Сергиевой лавры // Макарий (Веретенников). Святая Русь: агиография, история, иерархия. М., 2005. С. 323-328
• Литвинко М. В. Церковно-ист. значение архипастырской деятельности митр. Гурия (Егорова) : 1959-1965: Дипл. работа / СПбДС. СПб., 2006. Ркп.