Тварь ли я дрожащая иль право имею. Тварь я дрожащая или право имею? в чем смысл фразы сочинение Тварь ли я дрожащая или право имею

(1821 - 1881).

Этим вопросом задается главный герой романа Родион Раскольников, рассуждающий о себе, после убийства старухи процентщицы.

По мнению Раскольникова, все люди делятся на две категории: на низших и на высших людей. Низшие люди живут в послушании и любят быть послушными. Высшие люди реализуют великие цели и идеи. Если такому человеку требуется для реализации своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, может дать себе разрешение перешагнуть через кровь.

Раскольников относил себя к высшим людям. Поэтому, задавая себе вопрос "Тварь ли я дрожащая или право имею?" он искал уверенности в себе, что он высший класс людей (которые имеют право), а не низший (тварь дрожащая).

Свидригайлов рассказал Авдотье Романовне Раскольниковой, о теории ее брата, Родиона Раскольникова (ч. 6 гл. 5):

"Тут была тоже одна собственная теорийка, - так себе теория, - по которой люди разделяются, видите ли, на материал и на особенных людей, то есть на таких людей, для которых, по их высокому положению, закон не писан, а напротив, которые сами сочиняют законы остальным людям, материялу-то, сору-то. Ничего, так себе теорийка; une theorie comme une autre . Наполеон его ужасно увлек, то есть, собственно, увлекло его то, что очень многие гениальные люди на единичное зло не смотрели, а шагали через, не задумываясь. Он, кажется, вообразил себе, что и он гениальный человек, - то есть был в том некоторое время уверен. Он очень страдал и теперь страдает от мысли, что теорию-то сочинить он умел, а перешагнуть-то, не задумываясь, и не в состоянии, стало быть человек не гениальный. Ну, а уж это для молодого человека с самолюбием и унизительно, в наш век-то особенно...

Фраза "Тварь ли я дрожащая или право имею?" в тексте романа

1) Из разговора Родиона Раскольникова с Соней Мармеладовой

Родион Раскольников, признался Соне Мармеладовой в убийстве старухи процентщицы и Елизаветы и пояснил, почему он это сделал (ч. 5 гл. 4):

Штука в том: я задал себе один раз такой вопрос: что если бы, например, на моем месте случился Наполеон и не было бы у него, чтобы карьеру начать, ни Тулона, ни Египта, ни перехода через Монблан, а была бы вместо всех этих красивых и монументальных вещей просто-запросто одна какая-нибудь смешная старушонка, легистраторша, которую еще вдобавок надо убить, чтоб из сундука у ней деньги стащить (для карьеры-то, понимаешь?), ну, так решился ли бы он на это, если бы другого выхода не было? Не покоробился ли бы оттого, что это уж слишком не монументально и... и грешно? Ну, так я тебе говорю, что на этом "вопросе" я промучился ужасно долго, так что ужасно стыдно мне стало, когда я наконец догадался (вдруг как-то), что не только его не покоробило бы, но даже и в голову бы ему не пришло, что это не монументально... и даже не понял бы он совсем: чего тут коробиться? И уж если бы только не было ему другой дороги, то задушил бы так, что и пикнуть бы не дал, без всякой задумчивости!.. Ну и я... вышел из задумчивости... задушил... по примеру авторитета... И это точь-в-точь так и было! Тебе смешно? Да, Соня, тут всего смешнее то, что, может, именно оно так и было...

Часть пятая, глава IV:

"- Молчи, Соня, я совсем не смеюсь, я ведь и сам знаю, что меня черт тащил. Молчи, Соня, молчи! - повторил он мрачно и настойчиво. - Я всё знаю. Всё это я уже передумал и перешептал себе, когда лежал тогда в темноте... Всё это я сам с собой переспорил, до последней малейшей черты, и всё знаю, всё! И так надоела, так надоела мне тогда вся эта болтовня! Я всё хотел забыть и вновь начать, Соня, и перестать болтать! И неужели ты думаешь, что я как дурак пошел, очертя голову? Я пошел как умник, и это-то меня и сгубило! И неужель ты думаешь, что я не знал, например, хоть того, что если уж начал я себя спрашивать и допрашивать: имею ль я право власть иметь? - то, стало быть, не имею права власть иметь. Или что если задаю вопрос: вошь ли человек? - то, стало быть, уж не вошь человек для меня, а вошь для того, кому этого и в голову не заходит и кто прямо без вопросов идет... Уж если я столько дней промучился: пошел ли бы Наполеон или нет? - так ведь уж ясно чувствовал, что я не Наполеон... Всю, всю муку всей этой болтовни я выдержал, Соня, и всю ее с плеч стряхнуть пожелал: я захотел, Соня, убить без казуистики, убить для себя, для себя одного! Я лгать не хотел в этом даже себе! Не для того, чтобы матери помочь, я убил - вздор! Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного: а там стал ли бы я чьим-нибудь благодетелем или всю жизнь, как паук, ловил бы всех в паутину и из всех живые соки высасывал, мне, в ту минуту, всё равно должно было быть!.. И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое... Я это всё теперь знаю... Пойми меня: может быть, тою же дорогой идя, я уже никогда более не повторил бы убийства. Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею ..."

2) Из разговора Родиона Раскольникова со следователем

Взглады Раскольникова на деление людей на низших и на высших изложены в обсуждении статьи Родина Раскольникова в (часть 3 гл. 5) между самим Раскольниковым и следователем по делу об убийстве старухи - Порфирием Петровичем:

"- Да-с, и настаиваете, что акт исполнения преступления сопровождается всегда болезнию. Очень, очень оригинально, но... меня, собственно, не эта часть вашей статейки заинтересовала, а некоторая мысль, пропущенная в конце статьи, но которую вы, к сожалению, проводите только намеком, неясно... Одним словом, если припомните, проводится некоторый намек на то, что существуют на свете будто бы некоторые такие лица, которые могут... то есть не то что могут, а полное право имеют совершать всякие бесчинства и преступления, и что для них будто бы и закон не писан.

Раскольников усмехнулся усиленному и умышленному искажению своей идеи.

Как? Что такое? Право на преступление? Но ведь не потому, что "заела среда"? - с каким-то даже испугом осведомился Разумихин.

Нет, нет, не совсем потому, - ответил Порфирий. - Всё дело в том, что в ихней статье все люди как-то разделяются на "обыкновенных" и "необыкновенных". Обыкновенные должны жить в послушании и не имеют права переступать закона, потому что они, видите ли, обыкновенные. А необыкновенные имеют право делать всякие преступления и всячески преступать закон, собственно потому, что они необыкновенные. Так у вас, кажется, если только не ошибаюсь?

Да как же это? Быть не может, чтобы так! -- в недоумении бормотал Разумихин.

Раскольников усмехнулся опять. Он разом понял, в чем дело и на что его хотят натолкнуть; он помнил свою статью. Он решился принять вызов.

Это не совсем так у меня, - начал он просто и скромно. - Впрочем, признаюсь, вы почти верно ее изложили, даже, если хотите, и совершенно верно... (Ему точно приятно было согласиться, что совершенно верно). Разница единственно в том, что я вовсе не настаиваю, чтобы необыкновенные люди непременно должны и обязаны были творить всегда всякие бесчинства, как вы говорите. Мне кажется даже, что такую статью и в печать бы не пропустили. Я просто-запросто намекнул, что "необыкновенный" человек имеет право... то есть не официальное право, а сам имеет право разрешить своей совести перешагнуть... через иные препятствия, и единственно в том только случае, если исполнение его идеи (иногда спасительной, может быть, для всего человечества) того потребует. Вы изволите говорить, что статья моя неясна; я готов ее вам разъяснить, по возможности. Я, может быть, не ошибусь, предполагая, что вам, кажется, того и хочется; извольте-с. По-моему, если бы Кеплеровы и Ньютоновы открытия вследствие каких-нибудь комбинаций никоим образом не могли бы стать известными людям иначе как с пожертвованием жизни одного, десяти, ста и так далее человек, мешавших бы этому открытию или ставших бы на пути как препятствие, то Ньютон имел бы право, и даже был бы обязан... устранить этих десять или сто человек, чтобы сделать известными свои открытия всему человечеству. Из этого, впрочем, вовсе не следует, чтобы Ньютон имел право убивать кого вздумается, встречных и поперечных, или воровать каждый день на базаре. Далее, помнится мне, я развиваю в моей статье, что все... ну, например, хоть законодатели и установители человечества, начиная с древнейших, продолжая Ликургами, Солонами, Магометами, Наполеонами и так далее, все до единого были преступники, уже тем одним, что, давая новый закон, тем самым нарушали древний, свято чтимый обществом и от отцов перешедший, и, уж конечно, не останавливались и перед кровью, если только кровь (иногда совсем невинная и доблестно пролитая за древний закон) могла им помочь. Замечательно даже, что большая часть этих благодетелей и установителей человечества были особенно страшные кровопроливцы. Одним словом, я вывожу, что и все, не то что великие, но и чуть-чуть из колеи выходящие люди, то есть чуть-чуть даже способные сказать что-нибудь новенькое, должны, по природе своей, быть непременно преступниками, -- более или менее, разумеется. Иначе трудно им выйти из колеи, а оставаться в колее они, конечно, не могут согласиться, опять-таки по природе своей, а по-моему, так даже и обязаны не соглашаться. Одним словом, вы видите, что до сих пор тут нет ничего особенно нового. Это тысячу раз было напечатано и прочитано. Что же касается до моего деления людей на обыкновенных и необыкновенных, то я согласен, что оно несколько произвольно, но ведь я же на точных цифрах и не настаиваю. Я только в главную мысль мою верю. Она именно состоит в том, что люди, по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово. Подразделения тут, разумеется, бесконечные, но отличительные черты обоих разрядов довольно резкие: первый разряд, то есть материал, говоря вообще, люди по натуре своей консервативные, чинные, живут в послушании и любят быть послушными. По-моему, они и обязаны быть послушными, потому что это их назначение, и тут решительно нет ничего для них унизительного. Второй разряд, все преступают закон, разрушители или склонны к тому, судя по способностям. Преступления этих людей, разумеется, относительны и многоразличны; большею частию они требуют, в весьма разнообразных заявлениях, разрушения настоящего во имя лучшего. Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь, -- смотря, впрочем, по идее и по размерам ее, -- это заметьте. В этом только смысле я и говорю в моей статье об их праве на преступление. (Вы припомните, у нас ведь с юридического вопроса началось). Впрочем, тревожиться много нечего: масса никогда почти не признает за ними этого права, казнит их и вешает (более или менее) и тем, совершенно справедливо, исполняет консервативное свое назначение, с тем, однако ж, что в следующих поколениях эта же масса ставит казненных на пьедестал и им поклоняется (более или менее). Первый разряд всегда -- господин настоящего, второй разряд -- господин будущего. Первые сохраняют мир и приумножают его численно; вторые двигают мир и ведут его к цели. И те, и другие имеют совершенно одинаковое право существовать. Одним словом, у меня все равносильное право имеют, и - vive la guerre éternelle , - до Нового Иерусалима, разумеется!"

3) Иные упоминания в романе

Фраза "Тварь ли я дрожащая или право имею?" еще несколько раз упоминается в романе " " (1866 г.):

Часть 3, глава VI

"Старушонка вздор! - думал он горячо и порывисто, - старуха, пожалуй что, и ошибка, не в ней и дело! Старуха была только болезнь... я переступить поскорее хотел... я не человека убил, я принцип убил! Принцип-то я и убил, а переступить-то не переступил, на этой стороне остался... Только и сумел, что убить. Да и того не сумел, оказывается... Принцип? За что давеча дурачок Разумихин социалистов бранил? Трудолюбивый народ и торговый; "общим счастием" занимаются... Нет, мне жизнь однажды дается, и никогда ее больше не будет: я не хочу дожидаться "всеобщего счастья". Я и сам хочу жить, а то лучше уж и не жить. Что ж? Я только не захотел проходить мимо голодной матери, зажимая в кармане свой рубль, в ожидании "всеобщего счастия". "Несу, дескать, кирпичик на всеобщее счастие и оттого ощущаю спокойствие сердца". Ха-ха! Зачем же вы меня-то пропустили? Я ведь всего однажды живу, я ведь тоже хочу... Эх, эстетическая я вошь, и больше ничего, -- прибавил он вдруг рассмеявшись, как помешанный. - Да, я действительно вошь, - продолжал он, с злорадством прицепившись к мысли, роясь в ней, играя и потешаясь ею, - и уж по тому одному, что, во-первых, теперь рассуждаю про то, что я вошь; потому, во-вторых, что целый месяц всеблагое провидение беспокоил, призывая в свидетели, что не для своей, дескать, плоти и похоти предпринимаю, а имею в виду великолепную и приятную цель, - ха-ха! Потому, в-третьих, что возможную справедливость положил наблюдать в исполнении, вес и меру, и арифметику: из всех вшей выбрал самую наибесполезнейшую и, убив ее, положил взять у ней ровно столько, сколько мне надо для первого шага, и ни больше ни меньше (а остальное, стало быть, так и пошло бы на монастырь, по духовному завещанию - ха-ха!)... Потому, потому я окончательно вошь, -- прибавил он, скрежеща зубами, - потому что сам-то я, может быть, еще сквернее и гаже, чем убитая вошь, и заранее предчувствовал, что скажу себе это уже после того, как убью! Да разве с этаким ужасом что-нибудь может сравниться! О, пошлость! О, подлость!.. О, как я понимаю "пророка", с саблей, на коне. Велит Аллах, и повинуйся "дрожащая" тварь! Прав, прав "пророк", когда ставит где-нибудь поперек улицы хор-р-рошую батарею и дует в правого и виноватого, не удостоивая даже и объясниться! Повинуйся, дрожащая тварь, и - не желай, потому - не твое это дело!.. О, ни за что, ни за что не прощу старушонке!"

Роман "Преступление и наказание" был написан в 1866 году, когда Россия вступила в фазу капитализма. Капитализм показан в романе как разрушительная стихия, Достоевский назвал его "диким капитализмом". Он несет людям обнищание, голод, гибель, унижения и приводит к дегуманизации общества. Замысел романа Достоевский вынашивал много лет. Тема разрабатывалась уже в романах " Униженные и оскорбленные" и "Записки из подполья".

"Преступление и наказание" - одна из самых сложных книг в истории мировой литературы. Это роман философский и психологический, в нем дается анализ не только внешнего мира, но и субъективные движущие мотивы поведения героя.

Теория Раскольникова - это социально-психологический эксперимент. Идеи, изложенные в теории, родились не в больной голове Родиона Раскольникова, а в передовых умах мировой элиты. В 1865 году вышла статья Наполеона III, где он разделил людей на необыкновенных и обыкновенных. Через год вышел роман "Преступление и наказание". Эти идеи витали в воздухе.

Вслед за Наполеоном III Раскольников тоже делит людей на обыкновенных и необыкновенных. За необыкновенными людьми он закрепляет право на преступление: "Необыкновенный человек имеет право разрешить своей совести перешагнуть... через иные препятствия, если исполнение его идеи того потребует". Раскольников ссылается на то, что великие личности, "творцы истории", Ликург, Магомет, Наполеон, не останавливаются перед жертвами, насилием, кровью ради осуществления своих идей. Он уверен, что Ньютон имеет право перешагнуть через десяток, сотню, тысячу людей, чтобы его открытия и законы стали известны человечеству. Раскольников считает обыкновенных людей "материалом, служащим единственно для зарождения себе подобных", и если этот "материал" не замечает и презирает необыкновенных людей, то можно его и убрать, все равно новый народится.

Раскольников также в своей теории рассматривает случай, когда обыкновенные люди воображают себя передовыми. На это он замечает: "Они никогда далеко не шагают". И тут Родион начинает мучиться вопросом, обыкновенный он или необыкновенный: "Тварь я дрожащая или право имею?" Он высокомерно относит себя к необыкновенным, воображает себя богом и дает себе право решать, кто будет жить, а кто умрет.

Раскольников желает проверить свою теорию и узнать, сможет ли он переступить через себя, действительно ли он необыкновенный. На преступление он решился не сразу, а мучился целый месяц, но сестра Дуня, готовая на брак не по любви с Лужиным, чтобы Родион смог закончить университет, голодная мать, бедная Соня толкают его на убийство. Жизнь как будто специально не только не уводит героя от необдуманного решения, а, напротив, на каждом шагу наталкивает на него. "Я не хочу дожидаться всеобщего счастья. Я и сам хочу жить, а то лучше уж и не жить", - говорит он. Но, даже совершив преступление, он не раскаивается в содеянном, потому что уверен, что делал это для людей, что загладит свою вину сотней спасенных на старухины деньги душ. Но на самом деле Раскольников делал это не для людей, а для себя. Он, как истинный эгоист, причинил людям боль, чтобы проверить свою теорию. Совершив преступление, Раскольников с горечью осознает, что он не смог переступить через себя, что он обыкновенный человек: "Я не человека убил, я принцип убил! Принцип-то я убил, а переступить-то не переступил, на этой стороне остался... Только и сумел, что убить..." И теперь, при неудаче, этот поступок кажется ему глупым. Хотя, если бы Родиону и дали возможность исправить его чудовищное преступление, то он, мне кажется, совершил бы его повторно, потому что он свято верит в свою теорию, но утратил веру в Бога.

Теория толкнула Раскольникова на преступление, но и она же поддержала в трудные минуты отчаяния и страха, когда он хотел покончить с собой - утопиться: "Подумал, уже стоя над водой, что если я считал себя до сей поры сильным, то пусть же я и стыда теперь не убоюсь".

Когда Раскольников пошел признаваться в содеянном в контору, он делал это не для себя, а для Сони, для матери, для Дуни, но только не по собственному хотению. Он не испытывает чувства раскаяния, он до сих пор считает, что это не преступление, и только убийство Лизаветы гнетет его: "То, что я убил гадкую, зловредную вошь, старушонку процентщицу, никому не нужную, которую убить сорок грехов просят, которая из бедных сок высасывала, и это-то преступление? Не думаю я о нем и смывать его не думаю". Эти слова еще раз доказывают, что Раскольников отрекся от Бога, и поэтому-то он не может понять, что не имеет права решать, кто умрет, а кто останется жить. Все имеют равное право на жизнь.

Таким образом, Раскольников сам себе противоречит. Он жалеет бедных и обездоленных, помогает им. Он против мира, где царят зло и несправедливость. Но какими средствами он хочет достигнуть всеобщего счастья? Тем же злом и несправедливостью! Раскольников понимает, что путь, на который он встал, неверен, но считает, что теория здесь ни при чем, просто "я такая же вошь, как и все". Но именно это противоречие давит на него и рождает такие чувства, как отвращение к людям. Именно из-за этого все его теплые чувства к родным и близким людям и их чувства к нему вызывают у Родиона лишь страх и ненависть: "О, если б я был один и никто не любил меня, и сам бы я никого никогда не любил! Не было бы всего этого!" Это и есть подсознательное чувство вины перед человечеством за свою жестокую теорию, которое Раскольников понять не в силах. Следовательно, Родион не может понять собственную душу и поэтому беспрекословно подчиняется теории, которая даже при неудаче кажется ему верной. Но она-то и является источником всех душевных мук Раскольникова!

«ТВАРЬ ЛИ Я ДРОЖАЩАЯ ИЛИ ПРАВО ИМЕЮ?»

«ТВАРЬ ЛИ Я ДРОЖАЩАЯ ИЛИ ПРАВО ИМЕЮ?»

Владимир Григорян

Недавно вновь поспорили с друзьями о введении в школе основ православной культуры. Они прекрасные люди, более того, православные. Но при этом разделяют либеральные идеи. Так что в разговоре возникло какое-то ожесточение.

– Может, просто предоставим право родителям самим решать? – предложил я.

– А почему родители должны решать? – услышал в ответ. – Вот дети вырастут, тогда сами выберут.

– Поздно будет.

Речь не о вере – к Богу можно прийти и в девяносто. Но есть вещи, которые нужно закладывать в детстве. Что такое хорошо, что такое плохо. Кто такие святые, что такое любовь. И главное – зачем мы живём? И новый школьный предмет – это основы не только православной культуры, а того, что можно назвать воспитанием.

Общество, лишённое базовых ценностей, обречено на деградацию, гибель. Больше двадцати лет детей в школах не воспитывают вовсе. Зачем быть хорошим? Православные говорят – ради спасения души, потому что это прекрасно, дарит радость, делает тебя человеком. Коммунисты говорили – ради счастья человечества в этом мире, построения коммунизма. Что может предложить взамен мультикультурное общество? Что нужно быть хорошим, иначе у тебя не будет хорошей зарплаты, ты не станешь эффективным и конкурентоспособным. Это не ответ.

Конечно, коммунисты ошибались, не смогли построить дивного нового мира. Но понимание того, что без веры ничего хорошего не будет, они переняли у христиан. А теперь, пока мы играем в политкорректность, дети сходят с ума. Не только в медицинском смысле, хотя и это тоже. Им кажется, что довольно интеллекта и образования, а ум, стремление к мудрости практически не востребованы.

«Поздно будет», – сказал я друзьям. Месяца не прошло, как молодой юрист Дмитрий Виноградов расстрелял шестерых своих коллег и парня, который пришёл устраиваться на работу. Перед тем убийца написал на своей странице «ВКонтакте» манифест, где признался в ненависти к человечеству. Ему кажется, оно не имеет право на существование, потому что губит природу, подобно раковой опухоли, и ни на что больше не способно – только потреблять и потреблять. Я сейчас пересказываю то, что написали об этом СМИ, хотя манифест читал и знаю – там не только об этом. Главное в тексте: человечество гибнет, потому что ему навязывается мысль «любите друг друга». А от этого рождаются дети. Нас стало слишком много, хорошо бы сократить. Дмитрий участвовал в экологическом движении, спасал птиц и с детства любил оружие. Мать спрашивала, как это у него совмещается – любовь к природе и винтовки. А он отмалчивался. Ведь не признаешься матери, что стрелять собираешься в людей.

Ещё газеты придумали историю большой любви Виноградова к сотруднице фирмы Анне. Что именно это довело парня до ручки. Он ухаживал, даже купил турпутёвки в Англию. Но девушка отказалась, потом вообще оборвала отношения, а романтичный Виноградов вздыхал и страдал. На самом деле ни от чего она не отказывалась. Они оформили документы, а накануне отъезда Анна получила от воздыхателя эсэмэску: «Я с тобой, с... никуда не поеду». Периодически отправлял «романтические» послания типа: «Верни мне мою книгу, тварь».

Это теперь называется «любовь».

У него два образования, он не только юрист, но и программист. Среди любимых писателей – Кафка. Манифест написан безупречным языком, чувствуется интеллект, если говорить об умении оформлять и подавать пустоту. У этого парня почти получилось вырасти эффективным и конкурентоспособным, он без пяти минут тот, кем либералы 90-х могли бы гордиться. Это их новый человек, рождённый в 92-м, в год начала реформ. А потом этот новый человек взял две винтовки и отправился охотиться на людей. И уже после этого 10 тысяч посетителей «ВКонтакте» начислили ему «лайки» – бонусы, подтверждающие, что остались довольны прочитанным. Сколько их на самом деле? Сотни тысяч? Миллионы?

Среди причин, которые привели Гитлера к власти, забывают назвать одну, быть может, самую существенную. Его опорой стали вот такие же молодые люди, которым было отчаянно, тошнотворно скучно жить. Они не знали, зачем они должны это делать, и готовы были убивать и умирать, а нацизм просто подвернулся им под руку. Достоевский описал подобное состояние в «Преступлении и наказании», когда фашизма не было и в помине. Разница в том, что Раскольников умел любить, Евангелие вошло в его плоть и кровь с молоком матери, с причастием. Весь строй тогдашней жизни был против мерзости, которую он придумал и исповедовал. Что сейчас ей противопоставить? Столицу новаций Сколково? Допустим, не разворуют, что-то там изобретут, что-то внедрят. Убедит ли это виноградовых, что жизнь имеет смысл, что человечество имеет право на жизнь? Нисколько.

Мама московского убийцы, между прочим, хорошая женщина. Просто она одна не справилась. А общество гордо заявляет, что не будет помогать таким, как она, воспитывать детей. Из принципа. Насилие над личностью-с. Что-то из заложенного матерью у Виноградова почти рефлекторно срабатывает. Перед родными жертв извинился. Однако же он не предполагал, что до этого дойдёт, что придётся смотреть им в глаза. Хотел покончить с собой, но не успел стать шахидом той – очень древней – религии, которая прикрывается то социализмом, то национализмом, то исламом, то либерализмом, а в случае Виноградова – некими экологическими соображениями.

В его манифесте есть строка, где он возмущается тем, что люди сохраняют жизнь детям-инвалидам – мешают эволюции. Эту старую идею обновил и запустил в оборот кумир нынешних атеистов Александр Никонов. Я прежде не предполагал, что он среди них популярен, уж больно мерзок, но оказалось, чуть ли не идеолог номер один. Его последователи сначала заполонили форумы, оскорбляя Церковь, Христа, а теперь просто начали нас убивать.

– Ты всё это придумал, а основы ничего не исправят, – слышу я голоса друзей.

Да, сами по себе не исправят. У вас есть другие предложения? Ведь за двадцать лет так и не придумали, с чего ещё можно начать. «Я есмь дверь: кто войдёт Мною, тот спасётся, и войдёт, и выйдет, и пажить найдёт» (Ин. 10, 9).

Владимир ГРИГОРЯН

Лектор – Павел Евгеньевич Фокин, заведующий отделом Государственного музея истории
российской литературы имени В.И. Даля «Музей-квартира Ф.М. Достоевского»

Теория, которая привела Раскольникова к преступлению, возникает в романе не как логическое построение философствую­щего ума, а как неразложимое единство сердечной муки и воз­бужденной, ищущей мысли. И жизнь, и характер, и мировоззре­ние героя - все отразилось в его теории. Весь ход повествования убеждает нас, что Раскольников - человек, воспринимающий чужую боль острее, чем собственную. Рискуя жизнью, он спасает из огня детей, делится последним с отцом умершего товарища, с Мармеладовыми. Вместе с тем он горд, необщителен, одинок, быть может, более всего потому, что убежден в своей исключительности. А гордость его уязвляется на каждом шагу: он при­нужден прятаться от хозяй­ки, которой задолжал, объ­ясняться по этому поводу в полиции...

Герой романа - сын сво­его трудного времени. На­чальная мысль его теории принадлежит к числу тех, что «витают в воздухе». Ро­ман создавался в период спада общественного движе­ния после 1863 года, когда правительство разгромило революционные организации в России, потопило в крови восстание в Польше и Литве. Крушение надежд тяжко сказалось на общественном настроении. Именно в эту пору Некрасов писал:

Надрывается сердце от муки,

Плохо верится в силу добра,

Внемля в мире царящие звуки

Барабанов, цепей, топора...

В эпоху реакции не прекра­щается напряженная, Плодо­творная работа мысли, гото­вится новый подъем обще­ственного движения. Но в то же время рождаются и все­возможные теории, далекие по своей сути от революционно-демократических исканий.

В услышанном случайно разговоре студента и молодого офи­цера Раскольников улавливает идею, поразительно совпадающую с его собственной: убить «глупую, бессмысленную, ничтожную, злую, больную, никому не нужную, а напротив, всем вредную старушонку», взять ее деньги, «обреченные в монастырь», и загладить это «крохотное преступленьице тысячами добрых дел». Но в разговоре остается спорным вопрос о том, справедливо ли это и можно ли, оставаясь человеком, решиться на убийство...

Раскольников не ограничивается этой идеей, которую не раз уже, «в других только формах» слышал в разговорах молодых людей. Он идет далее: ищет неопровержимое доказательство справедливости убийства «по совести». И, как ему кажется, на­ходит. Под низким потолком каморки-конуры, напоминаю­щей гроб, рождается теория, чудовищная по своей сути, но имеющая вид весьма стройный и убедительный. Раскольников приходит к убеждению, что человечество испокон веков делится на два разряда: на людей обыкновенных, составляющих боль­шинство и вынужденных подчиняться силе, и на людей необык­новенных, таких, например, как Наполеон, которые навязывают большинству свою волю, не останавливаясь, если потребуется, и перед преступлением. И это, думает Раскольников, вечный и непреложный закон: «...Кто крепок и силен умом и духом, тот над ними и властелин! Кто много посмеет, тот у них и прав. Кто на большее может посягнуть, тот у них и законодатель... Так доселе велось и так всегда будет!»

Герой спрашивает себя: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Он мучительно размышляет над этим вопросом и хочет доказать себе и окружающим, что он не «дрожащая тварь», а прирожденный «властелин судьбы».

Так созревает индивидуалистический бунт Раскольникова. Герой романа думает, что людей, которые не способны сами изменить свою жизнь, спасет некий «властелин», т. е. по сути дела добрый тиран. Он решает, что можно в одиночку проложить путь ко всеобщему счастью, так как убежден, что воля и разум «силь­ной личности» могут осчастливить «толпу».

Раскольников отточил, как бритву, свою теорию, он не сомне­вается в ее непогрешимости, верит, что она открывает единствен­ный выход из его собственного и всех иных жизненных тупиков, и деталях продумывает свой «эксперимент». Одно только оста­навливает его в стремлении проверить теорию: сомнение в том, рожден ли он властелином «над всею дрожащею тварью»... Недаром в своем вещем сне Раскольников видит себя ребенком, который пробивается сквозь толпу к савраске, целует ее мертвую, окровавленную морду, потом «в исступлении бросается с своими кулачонками» на убийцу. А проснувшись - «весь в поту, с мокрыми от поту волосами, задыхаясь» - вдруг представляет себя в роли убийцы. «Боже! - воскликнул он,- да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп... буду скользить в липкой, теплой крови, изламывать замок, красть и дрожать...» Все доброе, чистое, дет­ское, все человеческое восстает в Раскольникове против убийст­ва. Но он смиряет себя своей теорией, его подталкивают «счаст­ливые» случайности, и он идет - как на казнь, но идет...

Ну что, мечтатели и творцы? У вас бывает такое, что вы создаете что-то, а потом мучаетесь:«Понравится ли это кому-то? Будет ли кто-то «платить» за мое творение?«. Если да, то этот пост из книги «100 способов изменить жизнь» однозначно для вас! После него у вас вырастут крылья и вы точно поймете: «Имею право!».

Малевич и его картина

Вспомним, как выглядит «Черный квадрат» Казимира Малевича. картина великолепна еще и тем, что ее совершенно не обязательно вставлять как иллюстрацию в книгу: ее очень легко представить. Это. Просто. Черный. квадрат.

Я напомню, что «Черный квадрат» - живописный манифест супрематизма и картина, которая оценивается в 20 миллионов долларов. Еще мне хочется напомнить пару фактов. Сам Малевич в своей «Автобиографии» назвал 1898 год «началом публичных выставок». А «квадрат» он написал в 1915 году. То есть 17 лет у него зрела идея квадрата, пока тот наконец не родился. Семнадцать лет он думал над квадратом и наконец явил его миру.

Что все это значит?

Я мало что понимаю в искусстве и поэтому не имею права его оценивать. Но у меня есть здравый смысл, и он вступает в противоречие с внутренней логикой Малевича.

Если бы он пришел ко мне и спросил, что я думаю по поводу «квадрата», я бы сказала: «Э-э-э-э… Козя, по-моему, ты перегрелся». К счастью, он не пришел ко мне и не спросил моего мнения. Если вы так же далеки от искусства, как я, спросите себя: «Почему обычный черный квадрат оценивают в 20 миллионов долларов?»

Подумайте. Есть официальная версия, почему «квадрат» стал одним из символов искусства XXI века. Звучит она так: «Потому что Малевич оказался первым, кто придумал, что обычный квадрат может быть манифестом чего-то очень монументального и стать классическим произведением искусства».

И вряд ли Малевич тогда думал: «Это же просто квадрат. Ну не глупо ли? А что бы сказал Леонардо да Винчи? А мои друзья? Они не решат, что я сошел с ума?»

Если вы работаете над чем-то долгие годы, со всей страстью, вкладывая душу, то это не может быть глупо. Главное - чтобы вы сами видели в этом смысл. И тогда другие тоже его обязательно увидят.

«Зеленая клякса» за 1,6 миллиона долларов

Кстати, если вы думаете, что в современном искусстве нет подобных прецедентов, то их множество. Одна из моих любимых картин - «Зеленая клякса» Эллсворта Келли. картину тоже легко описать словами. Это зеленая клякса. Обожаю современное искусство.

Мило, не правда ли? «Не квадрат, конечно, но что-то в этом есть» - так, наверное, подумал человек, который купил «кляксу» за 1,6 миллиона долларов.

И еще один простой способ убедиться в том, что надо заниматься тем, что разжигает в вас огонь, а все остальное приложится, - посетить какую-нибудь выставку современного искусства в Лондоне. На одной из таких выставок недавно была представлена мебель из человеческих волос и люстра из одуванчиков. Всё продали. Очень дорого.

К чему всё это?

У тех, кто что-то делает, всегда много сомнений и саморефлексии.А понравится ли это людям? Не слишком ли странно/ банально/непонятно то, что я создал? Ну и классический вопрос: «Тварь ли я дрожащая или право имею?»

Мы тоже часто придумываем «квадраты», «зеленые кляксы» - идеи, которые кажутся нам слишком простыми, или глупыми, или недостойными, - и нам становится страшно, что это никому не нужно или никто не оценит.

Это ошибка, которая может лишить нас счастья самореализации. Конечно, человек придумывает кучу абсурдных вещей («квадрат», кстати, к ним не относится), которые хочется «развидеть». И мой призыв не в том, чтобы создавать странные вещи, идеи и произведения искусства, а в том, чтобы не бояться выпускать их в мир, если вы верите в них по-настоящему.

Дело со смыслом

Когда я работала в одной московской газете и каждый день писала новости о звездах («Леди Гага пришла на церемонию в костюме из мяса», «Пэрис Хилтон придумала имя новой собаке» и прочую муть), меня постоянно терзало ощущение бессмысленности происходящего. Я не понимала, зачемя это делаю. Я не развивалась. Это не было «создаванием«:мы просто переводили новости с зарубежных сайтов, а не писали свои. И мне казалось, что это совершенно бесполезно для мира.

Конечно, это было грустное время в моей жизни. Внутреннее сопротивление тому, что я делаю, приводило к постоянным болезням и проблемам. Я чувствовала себя человеком, который спускается в метро в час пик и идет навстречу толпе: постоянно сносит, все толкают, - непонятно, зачем спустилась в это чертово метро в час пик.

Отвратительно. Каждый день, сидя в этой новостной редакции, я чувствовала, как моя настоящая жизнь проходит мимо. Смысла нет.

У меня много знакомых, которые ощущают такую же бессмысленность, сидя на своих офисных стульях. Одна моя приятельница работает в крупной агропромышленной компании: скажем так, следит за дисциплиной. «если человек при- ходит на работу с опозданием на пять минут, я прошу написать объяснительную.А если человек задерживается на работе на час, мы, конечно, не просим его написать, почему так вышло», - говорит она. Когда я услышала слово «объяснительная», то чуть не упала со стула. Объяснительные в XXI веке? Серьезно? Честно говоря, попахивает рабством и каменным веком.

И я вижу, как для нее бессмысленна эта работа. Она высасывает все соки, но приятельница не уходит, потому что там «хорошо платят». Почему людей, которые занимаются сексом за деньги, мы называем проститутками, а для людей, которые «спят» со своей работой только из-за денег, мы ничего не придумали? Наверное, потому что тогда «проститутками» можно было бы назвать полмира.

Упражнение. «Дело со смыслом»

Подумайте: ваша работа имеет для вас глубокий смысл? Я уверена, только осмысленная работа может приносить удовольствие (идея упражнения ниже позаимствована из книги Барбары Шер «Мечтать не вредно»).

Напишите на листе бумаги имена людей или названия профессий, которые вы считаете осмысленными. Не оглядывайтесь на то, что в обществе считается достойным, или то, что вам пытались навязать в детстве.

Вы должны найти свой личный смысл. Персональный источник внутренней ясности. Запишите все, что приходит в голову.

Например, на одном из моих мастер-классов была девушка, которая работала стоматологом, но при этом видела самый большой смысл в работе… татуировщиков. И стала одним из них! Вот что она рассказала:

Когда я в первый раз оказалась в тату-салоне, у меня затряслись коленки. Я почувствовала, как именно здесь люди избавляются от стереотипов общества и реализуют себя в рисунках на теле. Для меня философия тату в том, что это отметина, которую человек делает на всю жизнь. И это выражение его индивидуальности. Он может набить себе девиз всей жизни, который будет поддерживать его в любой ситуации.

Вот с таким настроением она стала работать тату-мастером и очень быстро преуспела.А все потому,что это было для нее чем-то сакральным, высшим.

Я была бы паршивым татуировщиком. Я с большим уважением отношусь ко всем, кто имеет отношение к этой индустрии, но не вижу смысла в том, чтобы наносить на свое тело рисунки. Однако это мой личный выбор. И если мои дети когда-нибудь мне скажут (после совершеннолетия, конечно), что они хотят набить себе татуировки, потому что для них это что-то значит, - пожалуйста.

Я вижу глубокий смысл в передаче знаний, своих ощущений от мира в словах. А один мой родственник, пожарный, при встречах в шутку говорит мне: «Лора, ты опять что-то там калякаешь на своем компе?» Для него нет смысла в том, что я делаю. Он думает, что я просто пишу какие-то слова. Но для меня в них много смысла.

Мир отлично устроен: можно выбрать для себя любую работу со смыслом, стать Мастером, и обязательно найдется толпа фанатов и людей, которые готовы будут купить ваше Мастерство. Даже если вы делаете мебель из волос или рисуете «Зеленую кляксу».

По-настоящему преуспевают только те, кто следует своему внутреннему голосу. Только то, что наполнено смыслом лично для вас, заполнит пустоту в сердце.

#100способовизменитьжизнь